Камен Калчев - Генеральная проверка

— Господин Стамболийский, — не сдержавшись, выкрикнул с места профессор, — не пытайтесь уйти от ответственности! Вы тоже голосовали за объявление войны… Не умывайте руки, подобно Понтию Пилату!..

— Вы лжете, сударь! — оборвал его Стамболийский. Он на мгновение остановил взгляд на побледневшем лице оппонента, затем продолжал еще громче: — Вы лжете! Народ хорошо знает, где мы были тогда… И кто не подписал антивоенное воззвание… Все это известно… В то время когда крестьяне и рабочие проливали кровь на полях сражений, вы, господа, прятались по чердакам, устраивали свадьбы, копили богатства, скупали земельные участки и виноградники!

— А вы покупали маслобойни и мельницы! Нечего вам жаловаться, господин Стамболийский! Мы ведь хорошо знаем друг друга! Так что лучше нам во всем этом не копаться…

— Фамилии, фамилии назовите. Голословно каждый может утверждать…

— Фамилии? Сколько угодно! Эти люди рядом с вами, в министерских креслах…

— Спросите господина Муравиева. Уж он-то знает…

— А бай Недялко Атанасов, чего он прячется?..

— Замолчи, старый осел!.. Мелешь тут что в голову взбредет. Когда мы воевали, ты вязал чулки, прячась за юбку своей жены!

— И готовил приданое дочке…

— А вы скупали браслеты да серьги, чтобы потом перепродавать… Все золотые да серебряные…

— Господа, прошу вас! — вмешался председатель, подняв свой молоточек. — Прекратите препирательства! Займите свои места, иначе мне придется вызвать квесторов. Здесь парламент, а не базар!

— Я подам на него в суд за нанесенную обиду.

— Пусть-ка он лучше расскажет об афере Деклозьера…

— А белые булочки? Куда подевалась американская мука? Кругленькая сумма была… Где она?

— Господа! — кричал председатель, стуча молоточком. — Я всех лишаю слова, господа! Я буду вынужден вызвать квесторов.

— Господа народные представители! — Стамболийский поднял руку, чтобы установить тишину. — По-видимому, кое у кого рыльце в пушку. Как говорят, на воре и шапка горит. Но мы сорвем с них маску невинности. А до того, как они предстанут перед божьим судом, будем их судить судом народным! Суд народа поможет и божьему суду. Пусть они сначала ответят за свои дела здесь, на земле, а уж потом — перед богом!

— Это что, угрозы? — раздались крики со скамей правых. — Куда же подевалась твоя демократия? А где свобода слова?..

— Господа! — Голос Стамболийского перекрыл поднявшийся в зале шум. — Ваше нахальное стремление к власти совсем лишило вас рассудка! Но власти вам не видать! Я скорее уступлю ее тем, что слева, — коммунистам, а не вам!.. Они мои наследники, а не вы, черные реакционеры! Не видать вам власти, как своих ушей. Они, те, что слева, мои наследники!

— Мы вам очень благодарны, господин Стамболийский, за проявленную по отношению к нам, коммунистам, щедрость… Но власть мы получим не из ваших рук, а из рук народа… Мы не нуждаемся в ваших подачках! Мы ведем честную борьбу.

— Я не ожидал, господин Луканов, подобного выпада с вашей стороны. Мне известно, что вы не принимаете подачек и что вы ведете честную борьбу. Но уж если вы меня задели, я должен вам ответить. Мы с вами, коммунистами, господин Луканов, действительно братья. Ну может, и не такие близкие, чтобы называться родными братьями, но мы с вами, коммунистами, господин Луканов, двоюродные братья, и притом очень близкие, и по материнской и отцовской линии… И когда в один прекрасный день я уступлю вам власть, вы ее получите, так сказать, по наследству… А этим черным реакционерам, этим стервятникам власти я никогда не отдам. Никогда! Так что, прошу вас, не трогайте нас без причины!

— Прекрасно, господин Стамболийский! — неожиданно раздался голос Димитрова. — Очень хорошо, что вы решили уступить нам власть… Не остается ничего иного, как перейти от слов к делу и выполнить обещание, о чем вы только что объявили здесь во всеуслышание.

С левых скамей послышался смех. Депутаты правых с любопытством наблюдали за этим поединком.

— Как я уже говорил раньше, господин Димитров, вам, коммунистам, я отдам сначала Бургасские болота, чтобы вы построили там коммунистическую республику по своему вкусу. И если ваш эксперимент окажется удачным, только тогда я уступлю вам власть… Но сначала — болота!

— Вы бы хоть прежде эти болота осушили, господин Стамболийский, — сказал Димитров, — а уж тогда и мы стали бы проводить там эксперименты.

— Осушить болота мы вам поможем, — вмешался министр Атанасов. — Ведь как-никак двоюродные братья, должны помогать друг другу!..

После этих слов Луканов вскочил с места и назвал министра циником, в ответ на что тот показал ему язык и кукиш. Депутаты правых партий смеялись и кричали: «Браво! Брависсимо!»

— Господа народные представители! — пытался перекричать поднявшийся шум Стамболийский, стуча молоточком, который он выхватил из рук председателя. — Этот вопрос гораздо сложнее, чем вы думаете! Сожалею, но наши друзья слева всегда были доктринерами и абстрактными теоретиками. Они никогда не считались с реальными фактами. А каковы реальные факты?

— Таковы, что вы бьете и по правым и по левым!

— Вы совершенно правы, господин Кабакчиев! По правым и по левым! По правым и по левым! И будем бить до тех пор, пока вы не поймете, с кем имеете дело! Пока не узнаете, кто я такой!

— Ты пахарь и землекоп, господин Стамболийский, из села Славовица! Вот кто ты такой!.. Человек из народа! Пахарь и землекоп!.. Человек из народа!.. — кричал кто-то из депутатов центра, но его быстро заставили замолчать.

— Человек из народа! Пахарь и землекоп! Это хорошо, — проговорил Димитров, с улыбкой глядя на Стамболийского. — Мы все из народа, но вопрос заключается в том, чтобы не забывать, где мы выросли!

— Будь спокоен, господин Димитров, — перебил его Стамболийский, — уж этого-то мы не забудем! Не забуду я и того, как мы с тобой сидели когда-то вместе в тюрьме. Спали на голых деревянных нарах, хлебали тюремную похлебку из одного котла.

— Что было, то было.

— А помнишь, как нас выводили утром на прогулку в тюремный двор и мы вслух мечтали о республике и о социализме? Или забыл уже? Ведь мы тогда были друзьями… По многим вопросам придерживались одного мнения… Что же с нами произошло, Георгий?

— За решеткой мы все становимся сентиментальными! — улыбнулся Луканов. — Но жизнь идет вперед, люди меняются… Диалектика!

— Да, господин Луканов, — продолжал Стамболийский. — Диалектика!.. Люди меняются, жизнь идет вперед… Но это тюрьма… А тюрьма — это большая школа!

— Жалко, — продолжал иронизировать Луканов, — что вы рано ушли из этой школы. Теперь некому вас учить…

— Ему еще не поздно снова поступить в нее! — неожиданно выкрикнул профессор, стоявший за колоннами. — Пусть вернется туда!