Камен Калчев - Генеральная проверка

— Извини, — сказал профессор, — ты, наверное, хотел дослушать речь Димитрова?

— Я и так знаю все, что он может сказать. Мне известны их взгляды.

— В данном случае более интересной представляется его критика правительства…

— Вот именно, профессор. Когда я входил сюда, мне на ум пришел один парадокс… На фасаде парламента красуется надпись: «В единении — сила». А не правильнее ли было бы сказать: «В разъединении — сила»?

Он рассмеялся собственной остроте, но профессор не среагировал на его шутку, так как был лишен чувства юмора. У него только побагровела лысина. Теребя свою козлиную бородку, несколько похожую на бородку журналиста, он сказал:

— Если мы хотим добиться успеха, следует продолжать массированный натиск. В этом смысле поздравляю тебя со статьей. Отличная статья! В ней аргументированно разоблачаются деяния самозванца! И хотя имя его не упоминается, всем сразу становится ясно, о ком идет речь.

— Это и было моей целью, профессор!

— Ты достиг ее.

— Спасибо.

— Однако этого еще недостаточно… Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Да.

— Завтра в девять часов у меня дома… Послезавтра — у генерала. Время не ждет, дорог каждый час!

— Неужели?

— Надо действовать умно и гибко. В этом смысле твоя статья о бонапартизме несколько бестактна.

— Я не умею курить фимиам, профессор.

— В случае необходимости придется научиться, мой друг!

— Мы — рыцари. Говорю это, потому что таковы мои убеждения!

— Оставь рыцарство! Сейчас перед нами стоит более важная задача. Итак, ты понял?

— Все понял. Буду вовремя.

— Рад твоей готовности!

Они побеседовали еще несколько минут, затем возвратились в зал заседаний.

Оратор продолжал свою речь:

— …Господа народные представители! Мы бы хотели задать правительству Болгарии один вопрос… Пусть правительство, которое заявляет, что ему не остается ничего иного, как принять все требования и удовлетворить капризы межсоюзнической комиссии, поскольку Болгария является маленькой, слабой, бессильной страной, пусть правительство, которое заявляет, что данное соглашение представляет собой чуть ли не благодеяние, полученное в обмен на проведение политики добросовестного выполнения всех требований межсоюзнической комиссии, пусть правительство, которое заявляет, что оно не опирается ни на какие внешние силы, — пусть это правительство ответит ясно и открыто, почему оно ведет политику, отчуждающую болгарский народ от русского, политику, создающую пропасть между Болгарией и Советской Россией, хотя известно, что в настоящий момент Советская Россия — это единственное государство в мире, где власть принадлежит рабочим и крестьянам, государство, занимающее одну шестую часть планеты, сильнейшая держава мира, которая всегда защищала и защищает независимость и свободу всех угнетенных и порабощенных малых народов. Так почему же, я спрашиваю, вы создаете эту пропасть между двумя странами, почему содействуете созданию условий, позволяющих втянуть Болгарию в новую войну за интересы иностранного империализма, который и без того уже принес столько несчастий Болгарии и балканским народам?

— Доктрина изложена достаточно ясно, редактор!

— К тому же с пафосом.

— Слушай, слушай. Он начинает угрожать…

— …Господа народные представители! Существует лишь один верный путь спасения болгарского трудового народа. Но это не путь соглашательства с буржуазией, не путь социал-патриотических махинаций и оказания услуг капитализму. Это путь самостоятельной борьбы трудящихся масс против городской и сельской буржуазии в национальном и интернациональном масштабе…

— Против городской и сельской буржуазии! Ты слышишь, редактор?

— Значит, и нас туда же?

— Но тут важнее другое, редактор… Ты понял?

— Понял, профессор.

Они заговорщически переглянулись и начали аплодировать. Со скамей правых депутатов на них посмотрели подозрительно. Кто-то из центристов довольно громко выкрикнул грубое ругательство. Но зал уже рукоплескал. Димитров не спеша сошел с трибуны. Он немного сутулился. У него были черные волосы, которые он отбрасывал со лба назад. Клином торчала острая бородка. Ему уже исполнилось сорок лет.

Стамболийский долго смотрел ему вслед, затем сказал сидящему рядом министру:

— Товарищ Димитров хорошо выучил урок… Городская и сельская буржуазия… Хорошо выучил…

Стамболийский вынул блокнот и что-то в нем записал. А в это время уже выступали другие ораторы. Они говорили длинно, скучно, приводя множество фактов и цифр… и все по вопросу о репарациях и двух миллиардах золотых франков, которые надо было выплачивать целым трем поколениям граждан страны.

Наконец в заключение прений слово взял Стамболийский. Все с нетерпением ждали его речи, зная его ораторские способности и дерзкие повороты мысли.

Он начал свою речь тиха, в задних рядах зала сначала даже плохо слышали его слова, которые он произносил скороговоркой. Но постепенно его голос усилился, и вскоре Стамболийский завладел вниманием аудитории, как это происходило всегда, когда он выступал на собраниях и митингах.

Сначала он остановился на победе на выборах 22 апреля. Прокомментировал поражение своих противников. Посоветовал им не забывать этого факта. Вспомнил и о пресловутом «мементо мори», но не произнес этих слов, потому что предпочитал латинским максимам болгарские поговорки. Потом заговорил о репарациях, о войне и военном поражении. При этом он не спускал глаз со скамей правых партий, приведших страну к катастрофе. Он ненавидел правых до глубины души и никогда не упускал случая разоблачить их, пригвоздить к позорному столбу.

— …Да, господа народные представители, — говорил он, — еще не успели отгреметь последние залпы орудий мировой войны, не успели высохнуть слезы вдов, не успели затянуться раны, а прохвосты вновь начинают плести паутину козней и заговоров… Убийства, перевороты, покушения…

Он остановился на событиях в Тырново минувшей осенью, на покушении в Народном театре… Он ругал правых, как ругают учеников. Его слова хлестали их как пощечины. Потом он сказал:

— Да, господа народные представители, я понимаю их беспокойство! Особенно после двадцать второго апреля! Такого гостинца они еще никогда не получали!.. Теперь они сидят как пришибленные. Куда подевался их гонор?! Когда я вижу, как они, опустив головы, идут по улице, я говорю себе: эти люди сами себе могилу роют, сами себя в западню толкают. Они еще пожнут плоды своей глупости. Так пусть их расшибают лбы!..

— Хорошо он нас разделал, профессор!

— Тише, тише!

— …Но, господа народные представители, — продолжал Стамболийский, — я не понимаю наших друзей слева, мне не ясен их расчет, особенно сейчас, после двадцать второго апреля, когда народ ясно и для слепых и для глухих выразил свое доверие Земледельческому союзу!.. Почему же они продолжают выступать против нас? Чего они хотят? Я совершенно согласен с господином Димитровым, что репарации — страшное бремя для народа. Этот мельничный жернов будет висеть у нас на шее в продолжение шестидесяти лет, его придется нести трем поколениям, и ни вы, ни я не доживем до того времени, когда это бремя будет сброшено… И вместо того чтобы погасить тлеющий огонь старой вражды, мы снова начинаем ссориться на радость тем, кто виновен в разгроме и несчастье Болгарии…