Камен Калчев - Генеральная проверка

Профессор, сутулясь, шел на два шага впереди свиты и охранника с собакой. В заложенных за спину руках он держал трость. Он был в черном костюме, узких лаковых штиблетах. Сосредоточенно и задумчиво смотрел он прямо перед собой, время от времени снимал шляпу и махал ею публике в ответ на шумные приветствия. А когда он подошел к парадному подъезду Военного клуба, на каменных ступенях которого шпалерами выстроились офицеры, раздалось громкое «ура».

Профессор снял шляпу, раскланялся налево и направо и поднял руку в фашистском приветствии. Правда, жест получился не совсем фашистский. В Болгарии тогда еще мало кто знал, как надо вскидывать руку в фашистском приветствии. К этому еще надо было привыкать. Но в данном случае более важными были не жесты и форма, а принципы нового учения, содержание, а не форма начинания. Само же начинание, которое они совершили девятого июня, давало ему и его коллегам основание надеяться на большие успехи и блестящую политическую карьеру, которая и для него и для них сейчас только начиналась. Несмотря на некоторые колебания, стрелка политического барометра определенно указывала на «ясно». Период бурь и ветров миновал. Возможно, еще предстояли «кратковременные осадки», но, в конце концов, они даже необходимы для озонирования воздуха. Этого он не боялся и даже в известном смысле желал «кратковременных осадков». Но в данной ситуации важнее было то, как удержаться у власти, как не поддаться чужому влиянию, не допустить поспешных действий, на которые иногда его толкали генерал и помощники. Шаг за шагом ему предстояло завоевывать опасную арену политической борьбы за власть. Он был готов без колебаний вынуть в трудную минуту меч из ножен, если потребуется, и поставить каждого на свое место. Но пока в мече не было необходимости. Ему даже было приятно, что он не позволил надеть собаке намордник, как ему советовали. Все вокруг него должно было демонстрировать умиротворение, словно и люди и звери стали товарищами и друзьями.

Поднявшись по ступеням подъезда и пройдя в фойе клуба, он велел охране увести собаку в артистические уборные, чтобы она не пугала людей. Охранник повел собаку, но она начала упираться, оглядываться на профессора. Тогда кто-то сказал:

— Господин профессор, собаку можно провести в зал. Мы приняли меры предосторожности!

Профессор улыбнулся и сделал знак, чтобы собаку провели в зал. Охранник повел ее следом за профессором и его свитой. Фойе было ярко освещено большими хрустальными люстрами, которые специально зажгли по такому торжественному случаю. И тут появились журналисты — иностранные и болгарские, все с блокнотами и карандашами в руках, готовые записывать каждое слово профессора. Но он молчал и лишь улыбался, приподнимая шляпу и раскланиваясь направо и налево. Тогда один из журналистов, корреспондент французской газеты «Фигаро», набрался смелости и спросил:

— Не согласитесь ли вы, ваше превосходительство, дать нам интервью относительно положения в стране?

Услышав французскую речь, профессор остановился и любезно улыбнулся.

— Сегодня ведь праздник, — ответил он по-французски, — а в праздничный день не полагается работать! Мы пришли сюда повеселиться и потанцевать!

— Неужели ваше превосходительство все еще танцует?

— Почему бы и нет? Насколько я знаю, господин Пуанкаре танцевал, будучи в преклонных годах!

— Современные танцы более динамичны, ваше превосходительство. Разрешите задать вам один вопрос?

— Но что скажут ваши коллеги из болгарской прессы, которые тоже приготовили блокноты? Мне бы не хотелось задеть их патриотические чувства.

Толпа журналистов из газет «Слово», «Мир», «Пряпорец», «Народ», «Независимост», «Радикал», «Епоха», «Ден» заволновалась. По фойе прокатился громкий смех, кто-то крикнул: «Виват профессору!» Остальные тоже стали кричать, выражая тем самым свое восхищение остроумием премьера, столь блестяще продемонстрированным перед корреспондентом «Фигаро». Пусть знают французы, что и болгарские государственные деятели не лыком шиты. Профессор снова улыбнулся, довольный, что так удачно ответил французу. А француз, ободренный его улыбкой, спросил, подстраиваясь под настроение премьера:

— Разрешите узнать, как зовут вашу собаку, ваше превосходительство?

— Она у нас еще не имеет имени! Обещаю ответить на ваш вопрос, как только собака будет зарегистрирована в префектуре.

Толпа журналистов еще плотнее сомкнулась вокруг премьера, не переставая восхищаться его находчивостью.

Француз продолжал:

— Позвольте один политический вопрос, господин премьер?

— Пожалуйста, пожалуйста…

— На Западе много пишут о каких-то зверствах, якобы имеющих место в Болгарии. Так это или нет?

— Ничего подобного в Болгарии не происходит, — нахмурил брови профессор. — В моей стране подобных вещей нет, так и запишите! И подчеркните жирной чертой! Ничего подобного нет!

— А правда ли, что большевистский агент Коларов переплыл Черное море на обыкновенной моторной лодке и нелегально высадился под Варной?

— Я не в курсе этих подробностей. Но мне известно, что названный вами человек действительно незаконно прибыл в нашу страну.

— Не только он, господин Цанков, — вмешался в разговор журналист из газеты «Слово». — Вместе с Коларовым прибыли и другие агенты Коминтерна. Почему власти хранят молчание по этому вопросу?

— Это дело прессы, господа! Я вам уже говорил, что мы считаем прессу нашим помощником. Кто вам мешает писать и срывать маски с большевистских агентов?

— Вы правы, господин профессор, но большевистская зараза ширится.

— Вот и пишите об этом!

— Правда ли, что Коларов и Димитров уже арестованы?

Профессор улыбнулся.

— Мы даже получили телеграмму от их Центрального Комитета с требованием немедленно освободить Коларова и Димитрова!

— Скоро ли вы их освободите? — спросил сотрудник «Фигаро». — И будете ли снисходительными и на этот раз?

— Васила Коларова могут оштрафовать на двадцать пять левов за незаконный въезд в страну, и только, — пояснил корреспондент «Мира».

— Почему на двадцать пять левов?

— В соответствии с положением, записанным в конституции, — ответил журналист. — Незаконный въезд в страну карается штрафом в двадцать пять левов.

— По-видимому, тырновская конституция очень устарела, — вставил профессор, прокладывая себе путь сквозь толпу, чтобы войти в зал. — Надо внести в нее поправки.

— Давно пора, господин профессор! — послышались голоса. — Новому времени нужны новые законы, новая конституция! Посмотрите, что происходит в Италии!

— Больше твердости, господин профессор, больше твердости!

— Не следует спешить, господа! Помните старинный афоризм: «Поспешай медленно»? Вот и мы будем поспешать медленно, осторожно, мудро, добиваясь благоденствия и социального прогресса. Таковы принципы, которыми мы руководствуемся. Мы должны наконец дать покой нашей измученной стране, восстановить права народа и вернуть к жизни попранные законы, освященные дедами. Мир, стабильность, социальная справедливость — вот что начертано на нашем знамени, освященном нашими национальными традициями.