Камен Калчев - Генеральная проверка

16 сентября.

…Ко мне приходил Георгий Димитров. Мы проговорили с ним целый день и целую ночь и до мельчайших деталей обсудили сложившуюся обстановку. Я выразил ему свое недовольство половинчатым решением ЦК. Договорились, как было условлено, провести на следующий день встречу четверки, чтобы принять решение, не дожидаясь возвращения курьеров.

17 сентября.

Новая встреча. На нее пришел только Георгий Димитров. По техническим причинам Тодор Луканов и Тодор Петров явиться не смогли. Когда выяснилось, что заседание нашей четверки в этот вечер не сможет состояться, мы с Димитровым решили, чтобы не терять времени, сформулировать в письменном виде предложение об объявлении всеобщего вооруженного восстания 22 сентября и при согласии остальных членов четверки считать предложение принятым. Так и было сделано.

18 сентября.

…Тодор Петров согласился с нашим предложением, но с оговоркой, что восстание будет назначено не на 22, а на 23 сентября, так как воскресенье — более удобный день для его начала. Мы согласились с этой поправкой. Тодор Луканов, которому сообщили мнение Тодора Петрова, ответил, что он против предложения, но готов подчиниться решению большинства. Нам передали также согласие руководства Земледельческого союза на совместные действия в ходе восстания. Кроме того, было получено письмо от ЦК Коммунистического союза молодежи с просьбой немедленно сообщить, какие задачи возлагаются на него. Срочно разослали курьеров во все концы страны с сообщением о начале восстания и необходимыми директивами. Мы знали, что положение крайне тяжелое, что многие руководящие товарищи арестованы, что не везде восстание подготовлено со всей необходимой тщательностью. Но это был единственно честный путь, открытый перед партией, и мы верили в здравый смысл, преданность, дисциплинированность и энтузиазм ее членов…»

Так дело дошло до заседания Центрального Комитета в ночь на 20 сентября 1923 года, где было принято окончательное решение начать восстание.

Но вернемся еще раз к истории. Заглянем в протоколы второй партийной конференции, проходившей в Москве 8 декабря 1927 года. Первый и единственный пункт ее повестки: «События 9 июня и Сентябрьское вооруженное восстание 1923 года».

Обратим также внимание на дни с 15 по 20 сентября. Постараемся понять овладевшую тогда людьми тревогу и выпавшую на их долю ответственность за осуществление исторического акта.

Зал, в котором они собрались, был небольшим. За длинным столом, покрытым льняной скатертью, сидели по обеим сторонам Димитров (Виктор), Коларов (Валентин), Антон Иванов (Спиридон), Гаврил Генов (Цонев), Младен Стоянов (Островский), Кабакчиев…

Прошло четыре года со времени восстания.

С докладом выступал Димитров.

«…Речь идет не о вынесении исторического приговора всему тому, что происходило в прошлом, — говорил он. — Речь идет о том, чтобы дать политическую оценку основным, решающим моментом истекшего пятилетия, с тем чтобы сделать из них политические и организационные выводы, которые мобилизовали бы нас на выполнение стоящих сегодня перед партией задач. Основных моментов три: первый — безусловное осуждение позиции, занятой в связи с событиями 9 июня; второй — безусловное одобрение Сентябрьского восстания; третий — осуждение ультралевого уклона.

Эти выводы уже легли в основу взглядов партийного руководства и всей партии. Они отделяют нашу партию от правых и левых ликвидаторов. Тот, кто не согласен с этими выводами, не может оставаться в рядах БКП. Конференция должна подтвердить это…»

Доклад Димитрова был подробным, аналитическим. Присутствующие внимательно слушали историческую справку, политический анализ, организационные выводы. Но когда докладчик заговорил о жарких событиях, происходивших между 9 июня и 23 сентября, в зале сразу началось оживление.

«Димитров : Позиция, занятая в связи с событиями 9 июня, не вытекала логически из того, что происходило в предшествующий период. Эта позиция базировалась на ложной, доктринерско-сектантской оценке положения в стране. Позиция нейтралитета была сама по себе абсурдной. Эта абсурдная линия наиболее ярко проявилась в телеграмме Луканова.

Кабакчиев : У Луканова не было на это никаких полномочий. Меня больше всего возмутило то обстоятельство, что Луканов единолично определил позицию ЦК…

Димитров : В конце концов, соглашательская позиция нейтралитета фактически вылилась в линию «пассивности, примирения с переворотом». Ответственность за позицию, занятую в связи с событиями девятого июня, нельзя целиком возлагать на партию, ее нельзя оправдывать и прошлым партии; она целиком лежит на совести партийного руководства… Мы знали, что позиция, занятая ЦК, ни в коем случае не будет одобрена в Москве…

Коларов : Вечером 10 июня в Москве были получены первые сведения о перевороте, а во вторник, 12 июня, в «Правде» была опубликована моя статья.

Димитров : 14 июня Исполнительный Комитет Коммунистического Интернационала (ИККИ) направил в Болгарию телеграмму. ИККИ обратился с воззванием непосредственно к массам через голову ЦК…

Коларов : В докладе Луканова на имя ИККИ говорилось, что в 60 районах страны ни один человек не восстал против переворота. Но и из этого тенденциозного доклада все же видно, что народ был готов действовать.

Кабакчиев : Был ли доклад Луканова утвержден ЦК?

Димитров : Нет.

Кабакчиев : А рассматривался ли в ЦК какой-либо другой доклад?

Димитров : Путчисты лучше, чем ЦК, понимали партийные резолюции и ожидали, что партия перейдет к действиям.

Младен Стоянов : Девятого июня путчисты разыскивали Кабакчиева, чтобы арестовать его, и захватили партийную типографию. Как на это реагировал ЦК?

Димитров : Они ожидали, что мы начнем вооруженную борьбу, и потому пытались арестовать нас. Потом, убедившись в нашем нейтралитете, успокоились и оставили нас на свободе… Пятого августа был освобожден Васил Коларов. Он сразу же явился в ЦК… Мы думали, что если бы Васил Коларов находился девятого июня в Софии, то поступил бы так же, как мы. Такова была гипнотическая сила переворота. Всем, однако, было ясно, что необходимо взять курс на вооруженное восстание. Луканов и другие в принципе тоже не были против этого.

Кабакчиев : Необходимо признать, что до прибытия Васила Коларова у ЦК не было ясного и определенного мнения по вопросу о восстании. Луканов не верил в новый курс. С товарищами, с которыми у него были деловые встречи, он обсуждал любые вопросы, но только не этот, самый важный.

Димитров : В сложившейся обстановке был принят ряд практических мер (докладчик зачитал решения, принятые ЦК 5 и 6 августа). Итак, пятого августа партия уже взяла курс на вооруженное восстание. Двенадцатого сентября начались аресты. Рано утром четырнадцатого сентября было решено объявить массовую политическую стачку. В Софии она прошла лишь на нескольких наиболее крупных предприятиях. Был созван митинг на площади, во время которого убили полицейского пристава. Мы получили сведения, что если бы стачка продлилась еще хотя бы один день, то начали бы бастовать и другие фабрики. Мы дали указания продолжать забастовку, но Луканов, поддерживавший связь с бастующими, распорядился прекратить ее. Рабочие не знали, что думать, на чьей стороне ЦК — на стороне Димитрова или на стороне Луканова. Только пятнадцатого сентября вечером, спустя четыре дня после начала арестов, оказалось возможным созвать заседание ЦК, на котором мог бы присутствовать и Луканов. Таким образом, мы потеряли четыре дня, и это именно тогда, когда был дорог каждый час. Это заседание ЦК было созвано по нашей инициативе, инициативе части членов ЦК. Луканова мы не приглашали на заседание, так как не знали, где он находится, но случайно оказалось, что он скрывается в той самой квартире, где было созвано заседание… В ходе заседания оформились две позиции. Первая — вооруженное восстание становится неизбежным, ибо революционный кризис обострился. Вторую позицию защищал только Луканов. Он говорил, что положение неясное и невозможно сказать, является ли восстание единственным выходом из него. В конце заседания (пятнадцатого сентября) до нас дошли первые слухи, что в Казанлыке началось восстание. От товарища Коларова была получена записка, в которой он писал: «Немедленно давайте сигнал к действию». Мнения разделились следующим образом.