Камен Калчев - Генеральная проверка

А в это время городской революционный комитет, руководимый Христо Михайловым, заседал в одной из канцелярий Народного банка. На балконе развевалось красное знамя, а рядом с ним — оранжевое. В состав революционного комитета входили Христо Михайлов, Цеко Тодоров, Генко Крыстев, Димитр Веренишки, Асен Греков, Иван Андреев, а также земледельцы Димитр Братоев и Бабишов.

Эти люди должны были руководить дальнейшим ходом восстания. Они устали, изнервничались, у них потрескались губы и покраснели глаза. Алюминиевые солдатские кружки с холодным липовым чаем, расставленные на столе, стояли нетронутыми.

Христо Михайлов, в офицерских галифе, оставшихся у него еще с войны, и в клетчатой рубашке, с планшетом через плечо, отдавал свое очередное распоряжение:

— Прежде всего, товарищи, оружие! Нужно незамедлительно сформировать команду, которая займется розыском спрятанного оружия. Параллельно с этим мы должны обеспечить население продовольствием и установить порядок. Возможно, поднимут голову уголовные элементы, чтобы половить рыбку в мутной водице. Уголовным преступникам, спекулянтам, игрокам на черной бирже и прочим гадам — всем им надо вовремя дать по рукам… Вместе с этим нужно запретить какой бы то ни было самосуд, конфискацию имущества, наказание и преследование отдельных лиц без указаний революционного комитета.

— Все это так, — сказал Веренишки, избранный комендантом города, — но арестованные уже протестуют, требуют свидания со своими близкими. Что делать?

— Никаких свиданий, — сказал учитель Цеко Тодоров, — но нужно разрешить только передавать продукты.

— О еде речь не идет, бай Цеко, — вмешался Асен Греков, — еду мы им даем и разрешим, чтобы им носили передачи, хотя они, когда нас держали под арестом, давали нам только хлеб да воду.

— Я не согласен с этим, — сказал комендант города. — Любое ослабление режима будет иметь нежелательные последствия… Но если вы так решили, я подчинюсь…

— Мы — это одно, а они — другое, Митя! — снова взял слово Христо Михайлов. — Нужно проявлять гуманизм, не забывая, конечно, что они враги, классовые враги!

— Ты прав, товарищ Михайлов, — вздохнул комендант, — но я, удивляюсь, чего это мы сели говорить сейчас о гадах, как будто у нас нет других дел.

Он встал и с гневом вложил свой пистолет в кобуру, реквизированную у арестованного околийского начальника.

— Да, товарищи, — сказал Христо Михайлов, — много времени мы потеряли с ними. В конце концов, Веренишки прав. Там, где нужно, будем усиливать революционную требовательность.

С улицы послышались крики, и, прежде чем они разобрались, в чем дело, в комнату ворвался не кто иной, как сам Гаврил Генов. Заседание сразу прервалось. В порыве радости все вскочили.

Гаврил постоял секунду, потом обернулся к Христо Михайлову и обнял его.

Он так устал, что не мог проронить ни слова. Только улыбался и здоровался за руку со всеми, кто стоял около стола. Товарищи были счастливы, что наконец-то видят его рядом.

Ему подали стул. А когда он сел, Христо Михайлов пошутил:

— Григоров решил тебя встретить хлебом-солью. Как, не встретились?

— К чертям Григорова! — махнул рукой Гаврил. — Давайте обсудим сейчас, что будем делать дальше! — Он оглядел их снова и пригласил всех сесть. — Стоя мы не решим этого вопроса, товарищи! Садитесь!

Расселись вокруг стола, и заседание революционного комитета продолжалось под его руководством.

С улицы долетал шум взволнованных голосов повстанцев. Где-то вдалеке потрескивали ружейные выстрелы, слышались революционные песни, откуда-то доносился запах дыма.

Гаврил Генов слушал внимательно, наклонив слегка седеющую, с залысинами голову. Под глазами у него залегли синие тени, морщины избороздили его высокий лоб. Он с трудом держался, чтобы не заснуть за столом. Пиджак и военные галифе были в пыли после долгого пути, руки слегка дрожали.

— В девять часов мы полностью овладели положением, — докладывал Христо. — Пока потерь не имеем. Сейчас организуем интендантскую и медицинскую команды. Комендантом города назначили товарища Димитра Веренишки. Главным врачом поставили доктора Стамена Илиева, а врачом больницы — доктора Бочо Бочева.

— Какова обстановка в селах?

— Можно сказать, отличная. Лопушанский район полностью в наших руках. Георгий Дамянов сейчас формирует свой отряд.

— Отряд вооружен?

— Наполовину.

— А что с Берковицей?

— Еще не в наших руках.

— А Стабул в Лютенском районе?

— Почти везде реют красные и оранжевые знамена. Курьеры доложили о повсеместном начале восстания.

— А как дела в Ломской околии? В Видинской?

— Как мы смогли узнать по телефону, Ломская околия восстала, но город Лом еще не наш. Кавалеристы оказывают серьезное сопротивление.

— Врачанцы дали о себе знать или еще нет?

— Сегодня утром у меня был короткий разговор с полковником Пазовым, — сказал Веренишки.

— Расскажите.

— Он искал околийского начальника Григорова, а наткнулся на меня.

— Ну и как?

— Я сказал ему: «Доброе утро, господин полковник! Григоров в бессрочном отпуске».

— А тот?

— Раскричался: «Кто, кто говорит?» Ответил ему: «Рабоче-крестьянская власть». И положил трубку.

— Все это хорошо, — улыбнулся Гаврил, — но рабоче-крестьянская власть еще не выпустила обращения к населению. Как же так, товарищи? Люди должны знать, что происходит и за что мы боремся!

— Глашатаи объявляли.

— Глашатаи здесь не подходят. Нужна листовка.

— Текст листовки я уже набросал, — сказал Христо, — но мы ее еще не отпечатали. Ждали, чтобы ты взглянул.

Христо открыл свой планшет и вынул оттуда продолговатую записную книжку с бумагой в клетку. Гаврил взял записную книжку, перелистал и прочел написанный карандашом текст.

— Типография в порядке? — поинтересовался он, положив записную книжку на стол.

— В порядке, но ждали, как я уже сказал, тебя, чтобы уточнить текст.

— Текст хороший. Кое-где нужно подкорректировать и отправить в типографию. Отпечатайте побольше. Земледельцам тоже нужно выпустить обращение. Пусть народ поймет, что и они участвуют в этом деле.

— Мы имеем это в виду, товарищ Генов, — сказал Братоев. — Дам задание набросать проект.

— Поспешите, — сказал Генов и посмотрел на часы.

Кто-то спросил его, не голоден ли он, и Гаврил ответил отрицательно, хотя во рту у него уже больше суток не было ни крошки. Он попросил только стакан воды. Ему принесли алюминиевую кружку с липовым чаем. Гаврил выпил ее до дна.

— Где-нибудь вздремнуть можно часок? — спросил он.

— Комната рассыльного свободна, — ответили ему, — там есть кровать.

— Спасибо. Я только один час.