Камен Калчев - Двое в новом городе

Я подхожу к двери, но тут меня окликают:

— Здорово, товарищ Масларский!

Оборачиваюсь — на скамейке сидит комендант. Приглашает присесть. Я колеблюсь, но он не отстает.

— Чего там, присядь ненадолго… Ночь-то какая!

— Да, ночь хороша. Звезды.

Он подвинулся, освобождая место, начинает расспрашивать. Был, говорю, на собрании. У них, в общежитии, оказывается, тоже было собрание, и большие неприятности свалились на его голову. Я смотрю на него с удивлением.

— Ох, и не спрашивай! Скандал тут вышел… Большущий скандал!

— Да в чем дело?

— Арестовали Масларского, молодого…

Я даже вскочил.

— Чего болтаешь?!

— Честное слово, застали тут его с одной в комнате… Сейчас они оба в милиции…

Хочу спросить, с кем застали, но не решаюсь. Он, видно, угадал мои мысли.

— Нет, не библиотекарша, — говорит Карлик, — другая, кажется, из бухгалтерии.

— Молодая? Старая?

— Ха, было у меня время ее разглядывать!.. В глазах все потемнело. Меня теперь наверняка уволят.

— Да как это случилось?

— Сидел я на собрании, а он, поганец, воспользовался этим.

— Не Виолета ли, дочка Драго?

— Нет, с Виолетой он себе таких мерзостей не позволяет. Эта вроде бы постарше его будет, а так бабенка ничего, хорошо сохранилась. Говорят, разведенная. Теперь-то их поженят. И поделом ему, коли не умеет по-умному. И почему надо было в общежитии… И не в каком-нибудь, а в нашем, где есть комнаты для приезжих. Тут директора останавливаются, главные бухгалтеры, писатели из Софии. Что мне теперь отвечать? Это же пятно. Верно ведь, пятно?

— Да, пятно.

— И представь себе, он сознался. Хоть бы уж выкручивался. А то ведь признался, что водил ее сюда, когда я бывал в отлучке по делам службы… Зла не хватает на таких идиотов! Пусть теперь поваляются на голых досках в милиции, авось поумнеют.

— А как он реагировал, когда их уводили?

— Да никак; чуб свой зачесал, и все.

— Верно, круглый дурак. А она?

— Раскудахталась, будто курица. «Не имеете права меня задерживать! Я свободная гражданка. Он за мной ухаживает!» И прочая чушь… Ладно, если он за тобой ухаживает, чего ты прешься в заводское общежитие? Идите в парк или на Марицу. Что вы забыли тут, в ведомственном помещении?.. Это ведь общежитие. Как можно? Разве я не прав? Я их давно подкарауливал!

— Ну, а теперь что?

— А теперь уволят.. И без того Векилов давно на меня зуб точит. У тебя случаем нет связей в милиции?

— Нет, я здесь недавно. Никого не знаю.

— Жаль. Я думаю лично сходить к Векилову, объяснить, что сидел на собрании. Как думаешь?

— Правильно.

— Векилов — человек разумный. Как же ты его не знаешь? Каждое утро у нас похлебку ест. Неужели не видел? Чудаковатый такой, вспыльчивый… Нет, Векилов — человек рассудительный. Только вот чудак.

— Он семейный?

— Почему спрашиваешь?

— Просто так.

— Думаешь, не простит? Нет, он понятливый.

Оба молчим, думаем о Векилове. Я не знаю Векилова, но представляю его себе плотным, с черными усиками и намечающейся плешью; высокий тугой воротник впился в багровый загривок, таких часто хватает удар. Через его руки прошло множество разных людей.

— Конечно, сходи к Векилову. Однако я завтра же переберусь отсюда.

— Почему?

Он в испуге поднялся, потом принял воинственную позу.

— Не могу больше жить в этом бардаке, — сказал я.

— Но я продезинфицирую…

— Нет. Подсчитай, сколько там с меня полагается.

— Прошу тебя, Масларский… Как это будет выглядеть? Получается, что я, Гюзелев, разгоняю постояльцев. Выходит, я виноват.

— Да нет же. Просто не могу я больше жить рядом с однофамильцем. По всему городу пройдет слух, что Масларского застали в общежитии с какой-то потаскухой. Вот и попробуй докажи, что это вовсе не я.

— Это легче легкого. Предоставь мне — я все улажу.

— Спасибо, но я не останусь. Приготовь счет.

— Масларский, умоляю!.. Нет, я тебя не отпущу!

Тем временем мы уже поднимаемся по лестнице. Пользуюсь случаем, припоминаю ему все безобразия, свидетелем которых я был. Не забываю и про тухлую брынзу. Он обещает завтра же выбросить кадки. А в туалетах распорядится вторично посыпать известью. Ванная будет постоянно открыта. Кстати, один замок уже сорван. Полагает, что это дело рук женщин. Он снимет и другие замки, и вообще круглые сутки будет горячая и холодная вода. Он сулится выделить мне отдельную комнату, даже показывает, какую именно. Сейчас ее занимает командировочный, какой-то директор. На все это я только морщусь. Он умоляюще глядит на меня, снова вспоминает про Векилова — дескать, Векилов — человек разумным. Но если я уйду, Векилов из этого сделает выводы.

— Нет, я не допущу этого!

В конце коридора звенит будильник. Его звон разносится по всему общежитию. Я останавливаюсь, в отчаянии развожу руками:

— Вот, еще и будильник…

— Нет, это не будильник. Это случайно.

— Как это случайно?

— Уборщица собиралась пораньше на вокзал.

— Какая уборщица, какой вокзал?

Он сбивчиво начинает рассказывать какую-то запутанную историю. Я отталкиваю его и быстро скрываюсь в своей комнате. Там тихо. Все спят. Гляжу на свою развороченную пустую кровать, а в голове проносится: «Векилов — человек разумный… Он простит…» Не раздеваясь, валюсь на койку и тут же засыпаю.

Все получилось именно так, как я предполагал: пошли разговоры, будто я вожу баб к себе в общежитие, развратничаю ночи напролет. Дескать, женщины все замужние, и я им делал подарки. Была среди них и одна девушка, на которой я-де обещал жениться… Все глазели на меня с любопытством, особенно женщины. Пробовал было объяснять, что речь идет вовсе о другом Масларском, — не верят.

Самое неприятное, что сорвалась обещанная гулянка. Ни тебе карпа, ни утки, ни белого вина. Впрочем, шут с ними, можно и без утки прожить. Лучше уж буду гнать свою норму — глядишь, кто-нибудь и о тебе скажет доброе словцо. Решил я замкнуться в себе, держаться с гордым достоинством. Как вдруг сообщают: «Векилов тебя вызывает». Поначалу струхнул малость, слишком свежи в памяти кое-какие воспоминания, но потом разобрало меня любопытство и я поспешил в Управление милиции. Страха я уже не испытывал. В самом деле, чего мне бояться? Как говорится, воробей я стреляный. Коли начнут читать мораль, молчать не собираюсь. Хватит, наслушался на своем веку.

С таким настроением и перешагнул я порог управления. Наконец-то я увидел Векилова. Он оказался на удивление худым человеком, лицо бледно-желтого оттенка, как у больного малярией, изрезано морщинами. Голова по-черепашьи торчит из широкого жесткого воротника. Глаза круглые, навыкате — уж не страдает ли он еще и базедовой болезнью? Я разглядывал его, как исключительно интересный случай в медицине. Насчет медицины в какой-то мере я не ошибся. Когда мы разговорились, выяснилось, что он — язвенник с изрядным стажем, еще в фашистской тюрьме «заработал» эту хворобу. Оказалось также, что мы с ним земляки — из соседних сел — и что в 1951-м он тоже пострадал, но теперь его вернули на прежнее место. Чувствует себя он здесь превосходно, несмотря на болезнь, от которой, кстати, постепенно отделывается.