Марина Крамер - Удержи меня [СИ litres с оптимизированной обложкой]

Как ни странно, Артем, бывший Машкин муж, оказался вполне адекватным человеком. Он единственный, кто не устраивал демонстраций и отнесся к происходящему спокойно и даже с пониманием.

Едва Машка вышла из онкоцентра, как во весь рост встал вопрос жилья.

Их с Артемом квартира меня не устраивала – я не жиголо, чтобы явиться на жилплощадь женщины. И тогда Артем, который тоже скитался все это время по друзьям, предложил выход – он выкупит у Машки свою половину, и, добавив денег, мы с ней вполне сможем купить что-то другое. Деньги у меня были – я собирался в свое время разъехаться с отцом, откладывал понемногу, да и отец, понятное дело, тоже помог. И результатом этих совместных усилий явилась трехкомнатная квартира в новом доме прямо напротив ДК, где тренировалась Юлька. Это обстоятельство особенно радовало Машку – теперь не надо волноваться за эти поездки. Правда, в школу стало ездить дальше, но и это Артем взял на себя – забирал Юльку утром, а из школы она ехала сама, или я заезжал за ней, если оказывался в том районе. Правда, мое появление не вызывало у Юльки особой радости, но, чтобы не расстраивать мать, она молчала.

С отцом они общались регулярно, но и в их отношениях мне чудилась какая-то натянутость. Вроде бы Юлька была рада его звонкам, его визитам, тому, что он забирал ее к себе, водил в кино, привозил подарки. Но радость эта была какая-то неправильная, словно девочка позволяла отцу делать все это и выражала эмоции через силу. Артем оплачивал ее тренировки, покупал туфли и ездил вместе с Машкой заказывать новое платье. К нам домой он не заходил, если приезжал за Юлькой, то звонил и ждал ее в машине. Машка не настаивала, но по телефону всегда общалась с ним ровно.

Она стала гораздо спокойнее, начала набирать вес, правда, ненадолго, как только появился токсикоз, так все и прекратилось. Но зато Машка совершенно перестала думать о своей болезни, и даже когда я заговаривал на эту тему, только отмахивалась:

– Ой, прекрати! Живая – и ладно!

И только однажды, вернувшись с очередного обследования у Лаврушина, она вдруг расплакалась:

– Данька, я вот все думаю… а вдруг что-то пойдет не так? Ну, вдруг с ребенком что-то… ведь я столько времени на «химии»?

Меня тоже посещали эти мысли, и даже украдкой от Машки я съездил к врачу сам, и он меня успокоил, сказав, что пока все в порядке.

– Машуль! – я обнял ее и уткнулся носом в шею. – Ну, перестань, не расстраивайся. Все хорошо…

– Да, – откликнулась она, прижалась сильнее и затихла.

Мы сидели так очень долго, даже не замечая, что стало совсем темно, что вот-вот вернется с тренировки Юлька. И только когда в замке повернулся ключ, Машка встрепенулась:

– Юлька! – и пошла, держась за спину, в коридор.

– Мамуся! – зазвенел Юлькин голос, послышался стук брошенной на стул сумки. – Ты не представляешь, какая классная у нас теперь вариация по квикстепу! Смотри – четвертной поворот – спин-поворот – шоссе – локк, локк… – Юлька заскользила по кафельному полу коридора, демонстрируя новые фигуры.

– Все-все, верю! – засмеялась Машка. – Я, может, завтра зайду, посмотрю, если чувствовать себя буду нормально.

– О, а хочешь, я попрошу папу, и он тебя привезет? – наивно предложила Юлька, проходя в ванну.

Повисла пауза, Машке было неловко – она видела, что я тоже стою в коридоре и слышу. Но я только улыбнулся – что такого в естественном желании ребенка облегчить матери жизнь?

Макс тоже часто заговаривал об Оксанке, рассказывал, что она поменяла работу, что теперь ей приходится ездить намного дальше. И о том, что отец собирается разменивать квартиру, я тоже узнал от Максима. Не то чтобы я удивился – отец всегда хорошо относился к Оксанке, вставал на ее сторону, поддерживал.

Не знаю, как Машка ухитрилась сохранить нормальные отношения с Артемом, но мне почему-то не удалось разойтись с Оксанкой миром. При каждой встрече она выливала на мою голову ушат грязи, обвиняя во всех мыслимых и немыслимых грехах. Я сдерживался, как мог, но эти визиты становились все более обременительными. Мне проще стало позвонить Максиму и договориться о встрече возле подъезда, а потом привезти его к нам, тем более что Машка никогда не возражала. Макс тоже любил приходить в мой новый дом, чувствовал, что его здесь не обидят. Машка всегда старалась хорошо встретить его, если могла, пекла торт, а в последнее время это вдруг стала делать Юлька, если не спешила на тренировку. Я понимал, что это Машкина заслуга, что это она старается как-то сгладить Максиму ощущение того, что я поменял его на чужую женщину с девчонкой. Мой сын охотно приносил свои рисунки, и они с Машкой рассматривали их, она внимательно слушала его объяснения, и я видел, что ей действительно это интересно, что она не притворяется. Я был благодарен ей за это…

Маша.

…В кроватке заворочалась двухнедельная Маруська, и я сразу поднялась с постели, давая возможность Даниилу поспать еще немного. Часы показывали половину шестого, еще очень рано, но Маруська проснулась и требовала кормления. Хорошо еще, что не во весь голос. Я осторожно вынула ее из кроватки и пошла в зал, села там на диван и приложила дочь к груди. Кормить было трудно – в больной груди молока почти не было, а Маруся оказалась прожорливой, педиатр сразу сказала, что нужно переводить на смесь, но я решила тянуть столько, сколько будет возможно.

Маруська удивительно походила на отца – темноволосая, кареглазая, крупная. Юлька в ее возрасте была намного меньше…

Даниил сошел с ума, старался все делать сам, вскакивал ночами, опережая меня, даже если утром ему нужно было на дежурство. За неделю, что мы с дочерью провели дома, я практически не вставала к плачущему ребенку. Гулять мы почти не ходили, все-таки зима, холодно, а потому не стали покупать и коляску пока, и Даниил сам носил Маруську по улице на руках с таким видом, словно выиграл приз.

Я переживала за Юльку, мне казалось, что со своей беременностью я совсем перестала уделять внимание старшей дочери. Но Даниил успокаивал, что, мол, со стороны виднее, и я не стала относиться к Юльке иначе, но мне по-прежнему казалось, что я делаю что-то не так. Я старалась подробно расспрашивать дочь о школе, о клубе, обо всем, что ей интересно, и она охотно общалась со мной на эти темы. Однако стоило мне заговорить об отце, как Юлька замыкалась и отделывалась односложными ответами типа «да» и «нет». Я чувствовала, что между ними произошло что-то, и теперь Артем старается загладить свою вину, а Юлька никак не может простить. Или не хочет.

Я не уставала удивляться своему бывшему мужу. Развод словно успокоил его, примирил с фактом моей измены, Артем даже с квартирой все решил мирно и достойно. Моя мама игнорировала Даниила, подчеркнуто привечала бывшего зятя, а с Данькой даже не здоровалась. Я сначала переживала, потом махнула рукой – пусть делает, что хочет. Она постоянно намекала мне на то, что я упущу Юльку, занимаясь только маленьким ребенком. Но сама Юлька, однажды подслушавшая наш разговор, совершенно серьезно заявила: