Юлия Беломлинская - Бедная девушка или Яблоко, курица, Пушкин

— Америку открыла! Что сумасшедшим ебаться не положено?

— Нет, не положено! Им положено в психушке сидеть. Там — санитары и они…

— Трахают! Это у меня бывает каждый раз, когда я замуж выхожу за хорошего человека — полное ощущение дорогой психушки с заботливым санитаром, в обязанности которого входит еще и сексуальное обслуживание. Последний раз проходила лечение три года по адресу город Блюмингтон, Мид-вест Идиана!

У самой Ирки дела матримониальные дела двигались неплохо. Вчера Лудмер впервые взял ее с собой в синагогу на Аппер Ист-сайд. Что такое Аппер Ист-сайд вы уже примерно представляете, после главы о Яппи, а что такое нью-йоркская синагога (так же как мечеть, кирха, православная церковь или костел) — я вам сейчас разьясню.

Это вовсе не то, чем вы привыкли считать все подобные заведения — то есть место, где собираются люди, для того, чтобы под руководством должностных священных лиц, совершать общение с Богом, выражаюшееся в пении ему псалмов, просьбе о прощении и передачи разного рода других просьб и поручений. Так может быть, и заведено во всем остальном мире, но Нью-Йорку, аэропорт которого, каждый день выплевывает из своего чрева сотни растерянных новорожденных американцев с младенцами, бабушками и запасом мыла на три года вперед — такая роскошь просто не по карману. У нас

— Не до жиру — быть бы живу

и опять же

Люди женятся — гребутся, а нам не во что обуться.

У нас во всех вышеуказанных учреждениях — непрерывно идет раздача одеял, ботинок, ортопедических матрасов и прочих атрибутов материального благополучия. Традиция Первых Поселенцев — не умирает, СТАРЕНЬКИЕ экипируют НОВЕНЬКИХ. При этом каждое религиозное заведение обслуживает только СВОИХ, (или тех, кто, по крайней мере, удачно притворяется таковыми.) Помимо материальных благ, в культовых учреждениях выдают и духовные — дружеские, любовные и деловые связи, наколки на черную работу для нелегалов, на дешевое жилье и т. д. Храмы и синагоги стоят в спальных районах через каждые десять улиц и всюду одно и тоже. Разница только в том, что если в маленькой русской церкви, которую я стала посещать впоследствии, вам выдадут табуретку или пару носок и пристроят на мытье полов, то скажем, в синагоге на Аппер Ист-сайд — вам могут выдать роскошный гарнитур в стиле Людовика 14-го или пристроить вашего ребенка в Гарвард. Но система — общая.

Все это — не про Церковь. Но никогда не повернется у меня язык, сказать, что все это — не про Бога.

Отчего ж не про Бога — если Бог и есть — самый Главный Маклер, самая Главная Сваха на свете? Он — Творец, Созидатель, Соединитель всех и вся. Он — главный на хлеборезке — раздаче одеял, и все эти суетные люди в храмах — разве не первые ему помощники? Изобрели эту систему наверное древние евреи, а подхватили — здешние Первые Поселенцы — протестанты — потому что, вот мы и вот голый берег — и надо пережить первую зиму, да, мы приплыли сюда во имя и во славу Господа нашего, но если не пережить первую зиму — то некому будет его славить. А следующей весной — пришел новый пароход, и для следующей партии настала ПЕРВАЯ ЗИМА.

Нынче уж прошло около трехсот лет, а ПЕРВАЯ ЗИМА в Америке все не кончается — для кого-то она всегда существует.

А церковная служба? Служба идет… но как что-то очень неглавное в этом месте — типа, «Солдат спит — служба идет…»

Одним словом Эмиль Лудмер — посещал синагогу на Аппер Ист-сайд и возлагал на нее большие надежды. Ирку он, признаться, честно любил и собирался, пока суть да дело, перевести ее в иудаизм — ну на всякий случай — может и придется на ней жениться — любовь все-таки, а не придется — так тоже не беда — «не приедет тетя — останешься как дурак с чистой шеей» и только.

Из книги «Руфь» всем нам хорошо известно, что переход в иудаизм из другого вероисповедания по причине желания вступить в брак с иудеем — невозможен. Это считается вроде как нечестно. Но — Аппер Ист-сайд… это все же Аппер Ист-сайд. Однажды, в первый свой американский год, мы шли с мамой по Третьей авеню, рассматривали витрины и ужасно радовались, что в мире так много всякой красивой всячины. И мама сказала:

— Какое счастье, что в нашей семье никто не знает зависти, из копилки пороков — этого Господь никому из нас не отсыпал, даже на грамм — будь по-другому, нам было бы трудно в этом городе. Тут есть все и со всего света. Завистник тут сойдет с ума, а нам просто кажется, что живем в огромном музее…

Мне приходилось видеть холодных англичанок из старинных семей, или ретивых католичек итальянок, которые старательно готовились к сдаче экзамена по иудаизму, делая вид, что наконец то им открылся истинный Бог, и клянясь во врожденной любви к евреям, (ну а где ж, как не в закрытом английском клубе учат жидолюбию!) и все это ради того чтобы, замуж туда — на вожделенный Аппер Ист-сайд. И я всегда удивлялась этой привычке моих богатых соплеменников — обязательно перед свадьбой перевести «шиксу» в иудаизм, как будто перед тем как войти в молодую жену и впустить ее в себя, Аппер Ист-сайд проверяет — способна ли эта женщина на предательство, обман и отречение. Если способна — экзамен пройден успешно и вперед — под хупу!

И все это в Нью-Йорке, который решил и эту вечную проблему человечества, воспетую в народных песнях многих народов — любовь к иноверцу.

В ранней прозе Горького, молодая казачка-вдова, живущая (потихоньку, под кустом!) с работником — татарином, жалуется автору:

— То, что у людей — Бог разный нам, бабам, очень мешает… нам, бабам, вообще многое мешает…

Мне кажется, что яростное увлечение атеизмом в 20-м веке — это и был ответ неразумного людского племени, на Разного Бога, на ситуацию, в которой люди живут рядом, встречаются каждый день, у них есть общий язык для общения, и им дозволено дружить, и вести дела совместно, и вместе выпивать иногда, а вот любиться — не дозволено, ни в коем случае. Какой это, однако, ужас!

И вспоминается отец-араб, виденный мною, в маленькой йеменской деревушке, сидящий на крыльце рядом с собственноручно отрубленной головой младшей дочери (согрешила с английским лейтенантом!) и горько плачущим — дочь все-таки, не хрен собачий. Не спрашивайте, когда и при каких обстоятельствах мне довелось посетить Йемен — печальное это зрелище перешло в мои глаза из ушей, а туда попало из уст Пети Грязневича — старого питерского арабиста, встреченного мною в Мид-вест Индиане.

Мир устал от Разного Бога, мешающего бабам, и к началу 20-го века был уже почти готов и вовсе всякого Бога отменить. Но по причине того, что Бога отменить не проще, чем его ближайших родственников — таракана, например или еврея, (а их можно только временно выморить, и с Богом это отлично получилось в России, в какой то момент), все же в конце века стало ясно, что атеизм — занятие бесполезное, и изобретательная Америка изобрела экуменизм — специально в помощь «нам бабам». Больше то он ни для чего не нужен — просто не бить любого иноверца при встрече СРАЗУ палкой по голове — мир, скрипя сердцем, согласился уж пару веков назад, где-то сразу после Варфоломеевской ночи («Ой как неудобно…») На Балканах все еще пошаливают, но их явно испортил квартирный вопрос. А экуменизм — он для нас, для баб — и под лютую ненависть священнослужителей всего мира (а баб среди них — вроде как нету), он расцвел в Нью-Йорке пышным, цветом.