Алексей Шерстобитов - Дневники обреченных

Пока народ получает хлеб, ни важно какого качества, и имеет возможность смотреть низкопробное, бахабное, развратное, отвлекающее своей сутью, не важно какой, от настоящего состояния и положения, зрелище, этим народом можно управлять, его же и используя в своих всевозможных нуждах.

Время проходит, история пишется, как пишется, государство сменяет государство, идеология идеологию, а неизменные на выбор: «хлеб и зрелище» или «страх», так и остаются — кнутом и пряником в руках управления одних другими — остальное утопия мира материального. В духовном же мире ни то, ни другое не имеет совершенно никакого значения, поэтому часто, дабы не иметь противовеса, способного обращать внимание на выше написанное, выбивающиеся из границ пузогенетальных потребностей, духовные ценности и нравственные опоры, просто вырезают, как язвы, а скорее, единственно здоровые куски тела, дабы болезненность основной части не видна была…

Сон: «Дверь открылась с присущим ей металлическим лязганьем огромных замков и скрипом еще более мощных петель, впустив в горнило отрицательных эмоций и страстей, человека, еще недавно не подозревавшего о возможности такого своего положения.

Многие непривычные эмоции овладевают впервые входящим в тюремную камеру, ставя его на грань нервного срыва — это начало затяжного стресса, который обеспечен ему до самого освобождения в той или иной степени.

Гораздо большие опасения, чем встречавшиеся о этого в его жизни, пытаются руководить его поведением. Незнания норм которого в этих условиях, заставляет быть предельно осторожным, либо, напротив, пытаться показаться себя нисколько не переживающим, независимым, ничего не опасающимся, все знающим опытным человеком. Скромность украшает любого, осторожность оберегает, внимательность, терпение, сдержанность выступают спасителями.

Кирилл, входя в помещение, прекрасно понимал справедливость возможного к себе отношения, но и представить не мог, что его появление может нести в себе столько надуманных сложностей, создавать такое напряжение, откликнуться враждебностью, причем, в общем-то благодаря ни ему, но ранее находившимся в этой камере.

— Слышь, браток, а ты случаем не тот…, ну…, депутат?

— Да, я бывший…

— Так это ты всю свою семью завалил, что ли?

— «Реактивный психоз»…

— Ты псих, что ли?

— Я безопасен совершенно — такое только раз бывает в состоянии «сумеречного сознания»…

— Сюда то че тебя закатали? Ты ж вроде неприкасаемый…

— Лишили депутатской неприкосновенности… — Эта суета, необходимость вести диалог, призывать свою волю к необходимости обороняться, пытаясь спуститься на интеллектуальный уровень двоих сокамерников, в общем-то, понятно, почему не находящихся в восторге от его появления, отрывало его от важных мыслей. В институте ему казалось, что он мог читать чужие размышления, здесь он растворился в свои опасениях, что сбрасывало его в прежнее состояние отчаяния, только теперь с осознанным чувством вины, в бесконечной безысходности и безвыходности, чему он поначалу поддался:

— Наше законодательство…

— Ваше законодательство! Вот теперь хавай его!

— Дааа…, понятно… ни так выразился, я впервые…

— и по самое «небалуйся»… — Буслаеву показалось, что эти люди, недовольны не столько его появлением, как тем, что оно может нести в себе:

— Законодательство не признает деяния совершенные в состоянии «сумеречного сознания» бесконтрольными со стороны человека…, то есть не признает невменяемость в подобной моей ситуации, а значит..

— «Пыжа» * (Пожизненное заключение) тебе «наболтают» * (Вынесут приговор), как и предыдущим двум… — вот чего это значит!..

— Ааа…

— Да задолбали вы уже… Мы двое в «несознанке» * (Не дают показания), вот нас и кроют то одним, то вторым, теперь ты! Опять спать по очереди придется…, короче…, хоть раз попросишь помощи, всю ж. у тебе разорвем! Понял?!

— Не очень… Что порошу?

— Короче… Сиди и молчи…

— Либо вы объясните в чем дело, либо я совершу ошибку, потому, как не пойму…

— Ты че, бесстрашный что ли? Ща все «макиту» * (Голову) тебе разнесу в щепки…

— Так, чего нельзя делать в тюрьме, объясните мне. Я слышал, что это обязанность каждого арестанта…

— Ты смотри… Ну хорошо… Ненавижу вашего брата…, сначала дерьма разного напридумаете, а потом… — Сидящий на шконаре второй более крупный и постарше возрастом, не меняя позы, даже не взглянув в его сторону, чеканя каждое произнес:

— Зовут тебя как?

— Кирилл…

— Слушай, Кирилл… До тебя к нам «закидывали» по одному…, вот такому же… Один с десяток друзей своих «завалил» (Убил), то ли по «синеве» * (с пьну), то ли «лебеди улетели» * (С ума сошел) …, и каждый день просил ему помочь умереть. Потом другой…, банкир…, пидор голимый…, «заехал» «земли под собой не чувстсвуя» (не видя равных себе), весь в «Бриони» и «Картиджани», я думал «урка» какой, днем «быковал», а по ночам рыдал… Два дня мы с братухой крепились, потом окучили… (побили), он и…, короче тоже, как и ты семью свою того, а потом пытался застрелиться, да промазал… — накидали мы ему (объяснили), кто он по жизни…, так и этот туда же, каждый день, убейте, да убейте… Вот тебе говорю: ни нам тебя судить…, но если хоть раз сделаешь, что — нибудь, из-за чего мы спать не сможем, сломаю (кости переломаю) … Понял?…

— Так… Нет… Жизнь мне нужна… Ни жену, ни мальчиков моих, ни дочери мне теперь ничего не вернет…, и жизнь действительно ничем не дорога, но… Не о чем вам беспокоиться… Лучше скажите, церковь здесь есть?

— Комната молельная — заявление напишешь и выведут, молельная комнату тут… — этажом ниже… Ты, кстати, это… «курехой» не богат?

— Что это?

— Что, что — курево…

— Нет — не курю, но если нужно…

— А «передачки» есть кому передавать, или там, бабки на счет перевести? У нас тут не густо, так что… по возможности, конечно…, затягивай «кабанчика» * (Продуктовая передача)

— Да найдется, адвокат завтра придет и разберемся…

Кирилл, почувствовав некоторое облегчение напряжения, положил матрац на единственную сводную из трех кроватей, ответил на предложение попить чайку согласием, заправил кровать серыми простынями и тоненьким одеялком, воспользовался предложенными журналами, что бы подложить их под матрас, дабы не чувствовать металлическую решетку телом, уселся, сделал несколько глотков, как назвали братки предложенный, не очень крепкий чай, «купчика» * (Обычно заваренный чай или использованная, после заварки чифиря, заварка), извинился, почувствовав слабость, прилег и моментально заснул…

Пробудился бывший депутат от легких толчков в плечо — его будили, предупреждая, о какой-то проверке. Не понимая в чем дело, он встал, осмотрелся и сразу услышал лязг отпирающихся замков двери, кровь хлынула к голове, страх сковал все тело, холодный пот выступит на лбу и между лопаток от ударившей во все тело, через мозг, мыслью — «Это навсегда!»…