Алексей Шерстобитов - Дневники обреченных

— Почему вы так думаете?

— А как же иначе? Как вы можете слепой видеть «главврача»; того или иного человека; потом говорить, что он был там и там; как можно незрячему знать, что с чем смешивают, и все это лежа в полуобморочном состоянии?!

— Для вас это сложно понять более широкие возможности для слепого с обостренными, помимо потерянного зрения, остальными чувствами, которые дают часто исчерпывающую информацию, которую вы анализируете, складывая запахи, звуки, слова, понимаемые по ним движения, даже намерения, а потом…, скажите, как я в начале разговора определил присутствие вас обоих, хотя поздоровался только один? А я не могу в этом помещении ни слышать, не обонять, вообще ничего из того, что происходит в помещении, где находитесь вы.

— Вот этого я не знаю… — Захар Ильич был озадачен. В принципе, что-то действительно можно было обосновать, даже без всякой мистики, но в случае с Буслаевым ее становилось все больше, причем настолько, что исключить ее из череды обстоятельств, действующих на исследование уже не мог.

— Да… Тут, Кирилл Самуилович, есть над чем… Думаете, это не было галлюцинацией?

— Уверен…

— Пусть так…, пусть так…, простите…

— Так вот, они закончили тем, что наложили на лоб, шею и места сгибов рук и ног, какие-то тряпочки. Доктор сказал, что это найдено в каких-то артефактах…, кажется какой-то советский профессор, увлекался переводом с древне-славянского…, какие-то неизвестные книги или еще что-то…, и вот от туда…

— Отец Королины! Точно! Вот это да!..

— Что вы говорите, Марина Никитична…

— Простите…, мысли вслух…

— Все это должно было превратить меня в «овощ» в течении одного дня…, причем, я должен был обслуживать сам себя, то есть ходить в туалет, питаться, выполнять простые операции, проделываемые автоматически, без обдумывания, при отсутствии воли и эмоций.

— А зачем это?

— Не знаю, возможно, информация, которой я обладаю…

— Интересно… Хотя нет, забудьте, а то тоже захотят превратить в «овощ»… И кто же такой добрый?

— Вам это ни чего не скажет, скорее всего, — он везде нос свой сует… Это мой бывший советник, хотя думаю и не советник вовсе…

— Так может быть сообщить куда следует?

— Это не мое дело, к тому же я обязан оставить ему возможность покаяния, причем, так сказать самостоятельно пришедшего, а не в виде дачи показаний…

— Еще что-нибудь помните?

— Нет, но, если интересно, вернусь к прежнему, к первому моменту своих ощущений — «зачем мне это дано?»…

— А вот что именно «дано» — это ведь все загадки, если не объяснить…

— Сейчас я понимаю, тогда нет, потому что не было полноты. В сущности ничего не обычного для верующего человека. Господь дал мне душевное спокойствие, потушив мои переживания влагой знания того мира, показав мне души Нины и детей, мало того, мою собственную, при том, что меня никто из них ни в чем не обвиняет, хотя предыдущее…, моя жизнь, наша трагедия, страдания после — это ужасно… Помните я говорил о «путях» после кончины, что принято называть смертью, ведущих ко входу или к выходу, тут сложно понять… Путь, коридор, вход, выход — все это не так, конечно, выглядит и то значение имеет…. Так вот я и тот человек, что приехал со мной сюда, мы оба некие части механизма таких вот коридоров. Любой убивающий есть, как бы проводник к началу «пути», «коридору», «проходу», как угодно, причем, как любой проводник он идет к нему до события, где высвобождает своим смертельным грехом, предназначенную для этого душу, какую-то часть, после этого оба они следуют далее одним и тем же, уже начавшимся проходом — они теперь связаны навсегда, но душа убиенного быстро достигает его мира духов, встреченная теми, кем ей предначертано. Остающемуся же жить, предстоит теперь тернистый путь, хоть и кажущийся часто убийце сводным, на деле же ограниченный страшными рамками, ущемляющими, прежде всего его собственную душу, задыхающуюся от соделанного плотью. Чем больше грехов, тем уже этот индивидуальный проход, из которого выйти можно только, через покаяние. Следующие убийство или смертный грех плюсуют еще один тунель, будто вставленный внутрь прежнего, существенно сужая его — чем больше их, тем жестче ограниченность, тем труднее человеку выбраться. И вы увидите, что патологические убийцы, начавшие убивать, человеконенавистники, те же маньяки, всегда идут очень похожими друг на друга коридорами, ведя себя к гибели и проводя другие свои жертвы теми же путями, что и прежние. Почему эти люди согрешающие смертными грехами уже вступили в переход от жизни с смерти, уже ухватившись за «ручку от двери во вход»? Потому что их умирание уже началось, те же, кто вырвался из этих рамок — ожили для Вечности, про них написано в Святом Евангелии — не познают смерти. Жертвы могут частично отчиститься проходя такие испытания, палачи же…: «Господь обещал прощение кающемуся, но никому не обещал завтрашнего дня» * (Святитель Макарий (Невский)). Ну вы сами знаете… А вот молитвенники, верующие по настоящему, люди, те же блаженные и убогие… Посмотрите на них — они совершенно свободны, даже зло, полностью завладевшее другими людьми, не в состоянии оградить или воспрепятствовать им. Они ничем не ограничены…

— Интересная теория…

— Коридор в коридоре, туннель в туннеле… — это не тот же самый проход — «в одну реку дважды не войдешь!» — это словно притоки, входящие в нее, несущие дальше по одному руслу и свои воды — чем уже русло, тем быстрее скорость, тем меньше от человека зависит, тем больше он подчинен темным силам, несущие его туда, куда нужно им!

— Сложно понять!

— Кто так живет — очень даже понимает. А потом океан, куда втекают все, без исключения потоки. При этом стезя каждого человек — это тоже туннель, которым люди себя ограничиваю, своими привычками, страстями, навыками, чем их больше, тем сложнее, поскольку, чем грешнее человек, тем, опять же более зависим от них. Но бывают исключения, когда человек приблизившись к Богу при жизни, смиренный, святой, почти безгрешный, способен освободиться от этих стен, связывается с каждым, способен помочь каждому, и молитвой, и словом, они и любят поэтому всех, о всех же и молятся, но им сложно в миру, потому они и удаляются от него в пустоши. Пока есть такие отшельники, мир будет существовать! Их мощи нетленны, их личности обрели святость, если хотите всеобъемлемость и не только с теми, кто живет с ними в одно время, но и уже усопшими, и с теми, кому предстоит еще появиться. У них нет коридора, они вне времени, вне пространства, их мощи обладают силой их прижизненных даров, поэтому они способны принимать в себя боль мира, припавшего к ним человека, обезоруживать планы зла, противостоять ему, ибо и зло держится усилиями тех, кто существует к коридоре.