Николай Лобко - Варенька

Закинув руки за голову, Варенька мечтательно прищурилась.

— А это, наверное, очень приятно, когда можешь маме помочь, — тихо проговорила она. — Мне кажется, я бы даже не уставала…

В лагере Варенька чувствовала себя прекрасно. Вместе с подругами она часто посещала «Пионерскую фабрику», где занималась выпиливанием из фанеры.

— Хочу сделать красивую рамку для бабушкиной фотографии, — заявила она.

Но дело вначале подвигалось довольно туго, тонкие пилки часто ломались, резали не там, где следовало.

— А ты не торопись, — советовал преподаватель. — Пилу держи ровнее.

Постепенно девочка научилась управлять лобзиком не хуже других. На выставке поделок ее рамка получила четвертую премию!

По воскресеньям в лагерь приезжали родители. И хотя отлично знали, что их детей здесь кормят хорошо, являлись они с корзинками и авоськами, до предела наполненными банками, свертками и кульками.

К Вареньке бабушка приехала только в первый выходной день. Потом она сообщила, что немного захворала, однако не забывала посылать гостинцы. Каждое воскресенье кто-нибудь из знакомых привозил Вареньке привет от бабушки.

— Как она там? — забеспокоилась девочка.

— Известно, старый болезней не ищет, они сами его находят, — отвечали ей. — Годы свое берут.

— А не опасно?

— Так ведь не угадаешь. Дуплистое дерево скрипит, да стоит, а крепкое, глядишь, валится. Всяко бывает.

Подобные ответы, конечно, не могли успокоить Вареньку, но среди подруг тревога притуплялась, а подчас и вовсе забывалась. Пионерский лагерь — не место для печальных дум.

Немного взгрустнулось всем, когда пришло время расставаться.

Вечером в лагере был зажжен большой костер. Жарко бушевало пламя, освещая загорелые, будто повзрослевшие лица ребят, высоко установленный портрет Владимира Ильича Ленина и протянувшуюся под ним надпись:

«Спасибо родной Коммунистической партии за наше счастливое детство».

Мальчики обменивались памятными подарками. В этот прощальный вечер не жалко было отдать другу ревностно хранимый перочинный ножик с единственным уцелевшим лезвием или найденную на дороге и продырявившую карман гайку от неизвестно какой машины.

Три подружки сидели рядом и в перерывах между хороводами и песнями договаривались о встречах в городе.

— Вы приходите ко мне, когда хотите, — гостеприимно приглашала Люся. — Мама у меня добрая, она будет рада вам.

— Я не знаю, когда смогу прийти, — вздыхала Нина. — Мама на работе, а мне в детский сад за братишкой нужно сбегать и по дому забота. Но я обязательно выберу время.

— А я приду, как только поправится бабушка, — пообещала Варенька.

На следующее утро она поднялась задолго до горна и на заранее облюбованной полянке собрала красивый букет полевых цветов…

— Значит, не забыла бабушку, — принимая цветы, улыбнулась Ульяна Гавриловна. — Спасибо, родная.

Она сидела в своем любимом и единственном в комнате кресле с потертой обивкой на подлокотниках.

Дышала Ульяна Гавриловна часто и тяжело.

— Что с тобой? — тревожно спросила Варенька, прижимая ее припухнувшую руку к своей щеке.

— Воздуха что-то не хватает, — пояснила бабушка и попросила: — Ты уж сама поставь цветы в воду, а то я как начну двигаться, так совсем задохнусь.

Она хотела сказать что-то еще, но сразу не смогла это сделать. Ей нужно было отдышаться.

Вареньку это очень испугало. Под предлогом набрать воды для цветов она поспешила на кухню.

— Что с бабушкой? — не скрывая волнения, обратилась она к находившейся там Елизавете Васильевне.

— Сама видишь, не маленькая, — грустно ответила она. — Когда сердце сдает, тут все может случиться. Я уж было собралась тебя вызвать. Матери твоей написала, поторопись, мол, Екатерина Ивановна…

Варенька ткнулась лицом в ладони и заплакала.

— Ну, это уж зря, — пыталась успокоить ее Елизавета Васильевна. — Сколько на свете людей с больными сердцами, а ничего, живут…

Бабушка умерла под утро.

Екатерина Ивановна приехала в день похорон.

Смерть бабушки так потрясла Вареньку, что к приезду матери она отнеслась почти безразлично.

— Отвыкла, — заключила Елизавета Васильевна. — И то сказать, почти восемь лет не виделись.

Екатерина Ивановна старалась приласкать дочку, но, не зная ее, делала это неловко, и потому казалось — неискренне. Самые задушевные, от сердца идущие слова звучали неубедительно и, главное, фальшиво. Девочку это оскорбляло, она чуждалась матери и старалась находиться подальше от нее. К тому же на второй день после приезда выяснилось, что мать не собирается взять дочку к себе.

— Как это? — удивилась Елизавета Васильевна. Куда ж ей теперь?

— Ума не приложу, — сжимая пальцами виски, говорила Екатерина Ивановна.

За те годы, что отсутствовала в городе, она заметно похорошела. Черное, с глухим воротом, отлично скроенное платье, надетое по случаю траура, ей очень шло. Оно выгодно подчеркивало стройную фигуру, удачно оттеняло нежную белизну лица. Темные волосы, гладко расчесанные на прямой пробор, были собраны на затылке в плотный узел. Говорила она негромко, двигалась неторопливо. Во всей манере держать себя чувствовалось что-то схожее с самолюбованием, присущим людям, твердо уверенным в своем внешнем совершенстве. Запоминались глаза. Большие, карие, не в меру спокойные. Они оставались холодными даже тогда, когда Екатерина Ивановна улыбалась, только немного приспускались длинные ресницы, словно для того, чтобы скрыть от постороннего взгляда глубоко затаенную грусть.

Наблюдательная Елизавета Васильевна вначале подумала, что это связано со смертью матери, но потом поняла: «Нет, тут печаль давняя. Красотой своей кичишься, а, видать, живешь-то ты невесело».

Продолжая разговор о Вареньке, она посоветовала:

— Если тебе нельзя взять ее к себе, определи в детский дом. Государство воспитает.

Отрицательно качнув головой, Екатерина Ивановна вздохнула.

— Это невозможно. Мой муж — известный композитор. О нем в газетах пишут, его произведения передают по радио. Вы представляете, что будет, если узнают, что дочь его жены воспитывается в детском доме? Нет, нет, Геннадий Ксенофонтович на это не пойдет.

Елизавета Васильевна уже знала, что так зовут второго мужа Екатерины Ивановны.

— Тогда напиши отцу, — сказала она.

— Александру? Бесполезно. У него своя семья, два сына.

— Там, где двое, найдется место и третьему. Сейчас многие берут детей на воспитание, а тут родная…

— В этом вся и беда.

— Беда? — Елизавета Васильевна недовольно поджала губы. — Выходит, Вареньке при живых родителях хуже, чем круглой сироте. Не было бы вас, заботу о девочке приняло бы на себя государство, человека из нее сделало бы. А теперь что будет?..