Николай Лобко - Варенька

— Но я бы не пустила, — сухо произнесла она. Давая понять, что не желает дальше вести на эту тему разговор, женщина сложила руки на груди и с недовольным видом отвернулась.

— Мы скоро поедем? — спросила Варенька. Она побаивалась, не появилась бы случайно на вокзале тетя Лина. Не видеть тогда папы!

Старик широким жестом указал на окно, мимо которого медленно пополз перрон.

— Пожалуйста, как в сказке! По твоему хотению, по моему прошению.

— Ой, как интересно! — обрадовалась Варенька.

— А ты что, первый раз в поезде? — удивился старик.

— Нет, я ездила, но тогда была совсем маленькой, — не отрывая взгляда от уплывающего вокзала, ответила девочка.

— Ну вот вам, — не выдержала спутница. — Разве так заботливые родители поступают?

Старик, видимо, не привык менять своего мнения.

— И ничего особенного я в этом не вижу, — возразил он, но уже без прежней уверенности. — Теперь дети быстро самостоятельными становятся. Вот у меня внук в детский садик ходит. Знаете, какие конструкции создает? Мы в семье диву даемся. А у нас четыре инженера! Один лауреат! Ты знаешь, где тебе сходить? — спросил он Вареньку.

— Знаю.

— Вот и все, что требуется. — Он пересел на другую скамью, ближе к своей собеседнице. — Можно с уверенностью сказать, что у нас в дороге всегда найдутся люди, которые по собственной инициативе присмотрят за любым ребенком, не позволят ему сделать то, что не надо или опасно. Таков у нас склад характера. Мы не зря называемся советскими.

И хотя соседка не возражала, он еще долго говорил о детях, которых бережно и с любовью растит страна.

— Да я не о том, — наконец прервала его женщина. — То, что ее отпустили в дорогу одну, считаю, — непорядок. И вы зря спорите. Есть у нас еще такие, кто к детям относится плохо.

— А я и не спорю. В семье, как говорят, не без урода. Варенька подсела к окну. Мимо проносились густой стеной выстроившиеся деревья. На земле лежал глубокий, снег, и на его фоне стволы лесных великанов казались черными. Осанистые ели словно дремали, накинув на плечи пушистые белые шубы, а оголенные березки, закоченев от покачивающего их холодного ветра, тянулись ветками друг к другу.

Постепенно веки отяжелели, опустились, и девочка не заметила, как задремала под мерный стук колес. Проснулась она оттого, что кто-то тряс ее за плечо.

— Ты где сходишь? Не проспи, — улыбнулся ей старик. Он, очевидно, собираясь выходить, был уже в пальто, в шапке и без очков.

— Нет, я не просплю, мне на юг, — ответила Варенька.

— На какой юг?

— Вот. — Девочка показала свой билет.

Старик подслеповато прищурился на него и конфузливо покосился в сторону, где раньше сидела пожилая спутница. Теперь это место занимал молодой человек в коричневом костюме.

— Но ты мне говорила, что тебе недалеко, — озабоченно произнес старик и остановил проходившую мимо проводницу. — Здесь девочка одна едет.

— Она не одна. Иди к маме, она на двадцать шестом месте. — Проводница подмигнула Вареньке, как старой знакомой, и пошла дальше.

— Так ты вот какая шутница, — с напускной строгостью упрекнул старик девочку. — А мы тут из-за тебя чуть не поссорились!

— А там не моя мама, — откровенно призналась она.

— Ну, шалишь, второй раз не обманешь, весело засмеялся он и потряс Варенькину руку. — До свидания. Счастливого тебе пути, озорница.

Он взял с полки чемодан и пошел к выходу.

Паровоз засвистел и уменьшил бег. Колеса часто и глухо застучали на стрелках.

Когда поезд снова тронулся, присутствие Вареньки в вагоне никого не удивляло. Одни слыхали, что ее мама занимает двадцать шестое место, а другие, вошедшие позднее, считали ее дочкой кого-то из пассажиров.

То, что девочка едет одна, выяснилось только на конечной остановке.

— Ты чего от мамы отстала? — удивилась проводница. — Влетит тебе за это.

— Она не моя мама, — поняв, о ком идет речь, ответила девочка.

— Как не твоя? Вы же вместе садились…

— Вместе. Только она не моя мама.

— Интересно.

— Она брала мне билет, — пояснила Варенька и, разжав кулак, показала аккуратный прямоугольник из серого картона. — Вот он.

Проводница прочла название станции, четко отпечатанное на билете, и слегка присвистнула.

— Ой, так тебе, оказывается, еще ехать и ехать!

— На юг, — не без гордости подтвердила Варенька.

— Пересадку сумеешь сделать?

— Пересадку? — стараясь вникнуть в смысл непонятного слова, произнесла Варенька и передернула плечами: — Не знаю.

— А ты почему одна? Где мама?

— Нет мамы.

— А папа?

— Я к нему еду.

— С кем же ты жила?

— С тетей Линой.

— Что же мне с тобой делать? — озабоченно вздохнула проводница. — Ах, как нехорошо получилось. Не посмотрела твой билет раньше, можно было бы пассажиров попросить. А ведь такие были, в ту сторону ехали. Товарищ сержант! — вдруг окликнула она проходившего мимо милиционера.

Он подошел и козырнул.

— Слушаю вас.

— Девочка к отцу едет, пересадка у нее здесь. Как бы не заплуталась.

— Ясно. — Сержант сдвинул назад кобуру и улыбнулся Вареньке: — Где ваши вещи, товарищ пассажир?

— Вот. — Варенька показала свой портфельчик с книгами.

— Немного. Ну, если это все, пойдем, — сказал он и снова козырнул проводнице: — Не беспокойтесь, доставим в полной сохранности.

Для старшего лейтенанта Степана Васильевича Мохового достаточно было пяти минут, чтобы разобраться во всех Варенькиных делах. Сидя за столом, он, к большому ее удивлению, разговаривал так, словно абсолютно все знал.

— Так, значит, — говорил он, — вместо того чтобы идти в школу, ты купила билет и поехала?

— Ага, — подтвердила девочка.

— Надо было предупредить тетю Лину о своем отъезде. Она беспокоиться будет.

— Нет, — горячо заверила Варенька. — А бабушке я написала и записку под дверь подсунула.

— Это какая же бабушка?

— Елизавета Васильевна. Мы с ней договорились, что она моей бабушкой будет. Я у нее уроки готовила и спала часто.

— Тетя Лина отпускала?

— Да.

— А на юг, значит, к папе?

— К папе.

— А может, тебе в море покупаться захотелось, дельфинов посмотреть?

— Я их на картинке видела, они мне не понравились.

— А как ты папу там найдешь?

— A y меня адрес есть. — Варенька достала из портфельчика отрезной талон и не без колебания отдала его Моховому.

Что это был за денежный перевод, Степан Васильевич сразу догадался. Он посмотрел на сумму, указанную на талоне, и окинул взглядом девочку.

«Да, — мысленно прикинул он, — за такие деньги можно было бы одеть тебя, как говорится, с иголочки».

На Вареньке было старое, короткое пальтишко с обтрепанными рукавами, побитая молью синяя бархатная шапочка, поношенные черные ботинки и желтые чулки. Дыра на одном из них была тщательно заштопана белой ниткой, закрашенной потом фиолетовым карандашом.