Виктор Баранец - Генштаб без тайн. Книга вторая

Когда я был на выпускном вечере в одной из московских средних школ в Крылатском, многие родители говорили: «Самое страшное, если ребята попадут в армию».

Эти ребята еще сидели на школьной скамье, а их родители собирали в чулки рубли и доллары, чтобы откупить своих чад от службы в Вооруженных силах.

Толстая тетка в метро размахивала брошюркой с названием: «1000 способов освобождения от службы в армии». Кто не находил способов отмазаться от армии, пополнял армейский строй, где его встречала суровая действительность: кулаки «дедов», полускотское существование в казарме, бесконечные хозяйственные работы в части или на командирской даче, сигарета, набитая «травкой», и вечно матюкающийся сержант…

А поутру вместо стрельб, учений, полетов — вновь почти лагерная жизнь сотен тысяч молодых людей в военной форме, хорошо видевших, сколь отвратительно все это и для их офицеров-командиров, потерявших смысл своего предназначения, мечтавших о сокращении или ждущих его и часто топивших этот «комплекс» в безудержном, кабацком пьянстве.

Есть у нас в Минобороны Центр военно-социологических, психологических и правовых исследований. В свое время, когда его возглавлял полковник В.Андреев, Центр давал нашему арбатскому руководству богатую пищу для размышлений: в его аналитических материалах содержалось много ценной информации о том, чем «дышит армия».

В частности, Центр изучал психологические и нравственные установки военнослужащих различных категорий. Однажды мне удалось раздобыть конфиденциальный документ об отношении военнослужащих к выполнению своих служебных обязанностей. Материал показывал мрачную картину: очень многие люди в погонах не видели смысла усердствовать при выполнении воинского долга и признавались, что делают это недобросовестно. Более 50 % солдат и сержантов признавались в своем нежелании служить. Каждый третий офицер мечтал уволиться…

Я хорошо запомнил, какие страшные слова сказал однажды в телекамеру офицер после штурма Грозного 1 января 1995 года:

— Я не знаю, кто именно и зачем послал меня и моих сослуживцев на эту войну. Но когда я возвращусь домой, я буду мстить всем, кто довел нас до такой жизни.

А у десантников слово железное…

…Между арбатскими генералами и офицерами снова идут горячие споры о том, почему гниют нравственные устои армии. «Старый идеологический волк», мой друг и духовный наставник запасной полковник Владимир Петрович Дроздов, сказал однажды:

— Армия осталась без идеи.

Наша генштабовская молодежь закудахтала: а как же тогда «главная идея — защита России»? Полковник Владимир Уватенко съязвил:

— Лично мой священный долг — полтора миллиона. Соседу.

Я слушал эти и серьезные, и юморные дискуссии и думал о том, что в последние годы армия утратила какую-то очень важную точку опоры. Армия напоминала мне собаку, которую еще недавно хозяин холил, а сейчас обрек на полуголодное существование. Но служебная обязанность и «главная идея» для этой собаки остались прежними — охранять хозяина.

Разница лишь в том, что раньше хозяином был народ, а сейчас…

Раньше…

В поисках истины я возвращаюсь в это «раньше», чтобы сравнить его с «теперь» и понять, что же с нами произошло.

В той армии, что была раньше, я прослужил более 25 лет и хорошо знаю, что у нее всегда были совесть и идея.

Мощный идеологический аппарат брался за мозги солдата с первой минуты, как он ступал на территорию части. Это ложь, что было тупое и тотальное оболванивание коммунистической пропагандой. Чувство долга перед Родиной произрастало из музейной тишины, из ветеранских рассказов, из потрепанной киноленты в солдатском клубе, из строгих командирских приказов и теплых родительских наказов.

Сегодня даже самые ярые демократы признают, что бывшие политорганы, парткомы, партийные и комсомольские организации, суды офицерской чести, комитеты партийного и народного контроля, офицерские собрания, идеологические совещания и активы служили тем мощным духовным обручем, который сдерживал, скреплял военный организм от разрушительных процессов. Да, было много формализма, начетничества, показухи, но и при всем при этом военный люд ясно понимал, зачем надо крепко держать в руках оружие.

Весь этот механизм после 91-го с варварским невежеством был разрушен, а новое военное руководство оказалось не способным создать новый, отвечающий духовным целям армии демократического государства. Да новую идею для армии и нельзя было искусственно создать по президентскому указу или по директиве министра обороны. Идея, произрастающая из лозунгов, а не из жизни, похожа на картонное дерево.

Армию, как и собаку, нельзя накормить пластмассовой костью.

Еще летом 1992 года нетрудно было заметить, что наше высшее армейское руководство видело свой главный идеал в преданности не государству, а «государю» (чего стоила, например, идея заставить офицерский состав Российской армии, принимавший с свое время советскую Присягу, «переприсягнуть» Президенту — Верховному Главнокомандующему — хорошо, что от нее вовремя отказались). Была в то время у нас на Арбате группа высших генералов во главе с Грачевым, которая редко упускала случай лишний раз продемонстрировать президенту избыток верно-подданничества.

Но для сотен армейских и флотских гарнизонов были чужды придворные игры в политическую конъюнктуру. И тем не менее офицерам, прапорщикам и солдатам нужны были четкие идеологические ориентиры. А для этого нужны были профессионалы, нужна была хорошо отлаженная система. Но ее не было.

Новые идеологические генералы, занявшие место «упраздненных» политработников, уныло бродили по развалинам бывших политорганов и парткомов, смутно представляя, как же можно вывести армию из всей этой порухи. Они лишь в угоду новым властям то и дело бросали яростные упреки в адрес старой системы воспитания, обвиняя ее в тоталитаризме и раздутости. В советские времена в наших почти четырехмиллионных Вооруженных силах было 80 тыс. политработников. К 1992 году их число уже составляло чуть более 36 тыс. Наши новые военные идеологи страсть как любили кивать на западные армии и брать их за эталон.

Для справки.

В США на 2,5 млн военных приходится 8 тыс. капелланов и 62 тыс. офицеров службы информации (считай, те же политработники).

После массовой чистки нашей армии от политработников и понижения их должностного статуса мы получили резкое падение уровня морально-психологической готовности личного состава добросовестно выполнять обязанности; значительное падение качества боевой подготовки; бурный рост числа грубых нарушений воинской дисциплины.