Виктор Баранец - Генштаб без тайн. Книга вторая

И все же справедливости ради следует сказать, что были и в воспитательном управлении, и в руководстве Минобороны люди, которые не мирились с таким положением и били в колокола. Одним из них был бывший заместитель министра обороны генерал-полковник Валерий Миронов, курировавший в то время воспитательные органы. Многие члены коллегии МО до сих пор помнят его глубокий аналитический доклад в конце 1992 года. Тогда замминистра с беспрецедентной для его положения смелостью вскрыл причины нравственного кризиса армии и четко обозначил пути выхода из него.

Но вместо поддержки своей программы Миронов услышал в ответ лишь плохо скрываемый зубовный скрежет со стороны тех, кто постоянно вдалбливал руководству страны мысль о здоровом политико-моральном состоянии войск. А тем временем кадровые перетасовки входили в новый вираж.

Ушел генерал Богданов в академию Генштаба. Серьезно напуганное моральным загниванием армии, руководство МО дало задний ход и доверило руль бывшего Глав-ПУра профессиональному политработнику генералу Ивану Микулину.

Ему досталось сильно разрушенное хозяйство, и он был вынужден вновь собирать под свои знамена тех людей, которые были способны вдохнуть жизнь в «полутруп» воспитательной работы. Судя по всему, не лежала только у него душа к заместителю начальника управления полковнику Сергею Здорикову, еще в 1992 году «выписанному» Грачевым аж с Сахалина, где он служил в должности помощника командира корпуса. Микулина явно не устраивал скромный профессиональный потенциал Здорикова, и он добился, чтобы обязанности зама исполнял генерал Анатолий Чумаков, уважаемый в управлении человек.

Чувство затаенной обиды Здорикова на Микулина ни для кого не было секретом. И по растущему раздражению Грачева в оценках работы Микулина нетрудно было догадаться, откуда дует этот злой ветер. Было ясно, что близится развязка. Она наступила раньше, чем ожидалось…

Когда на концерте в Доме Российской армии Иосиф Кобзон призвал генералов и офицеров «к борьбе с кликой Грачева, унижающей генерала Бориса Громова», Микулин демонстративно покинул зал. Но Грачеву было доложено, что Микулин якобы в нетрезвом состоянии учинил разборку с собственной женой на ступеньках ЦДРА, вместо того чтобы выступить в защиту «доброго имени» министра обороны.

Дальнейшая судьба генерала Микулина была предрешена. Начальником управления воспитательной работы стал Здориков.

Когда полковник Здориков впервые появился в центральном аппарате военного ведомства на должности зам-начуправления, многие с большим любопытством поглядывали на него: если офицера взяли в министерство аж с Сахалина, значит, или очень талантливый работник, или очень блатной.

Тогда еще немногие на Арбате знали, что в Москве у Здорикова была сильная «рука». И принадлежала она самому Павлу Сергеевичу. Министр хорошо помнил бывшего сокурсника по академии Генштаба, секретаря парторганизации курса.

Все получилось именно так, как уже много раз бывало при Грачеве: на высокую должность назначался человек не потому, что он был самым лучшим из десятков кандидатов на престижный пост. Тут был иной критерий — новый назначенец считался «своим». Именно так в центральном аппарате военного ведомства появлялись люди, которых у нас на Арбате в шутку называли «парашютистами» — они будто с неба внезапно сваливались в высокие кресла…

Так расширялся и креп клан «особо приближенных» начальников, которые быстро росли в должностях и званиях. Они легко двигались по служебной лестнице там, где честные пахари шли от ступеньки к ступеньке долгими годами. Некоторые выдвиженцы министра, получив высокие посты и большую служебную власть, часто мучили подчиненных неумением профессионально наладить работу. Они своим дилетантством дискредитировали покровителя, что еще сильнее подчеркивало, на кого именно опирается министр.

Начиная с 1991 года, в бывшем ГлавПУре повторяется одна и та же картина: каждый новый начальник стягивает под свое крыло знакомых сослуживцев, бывших однополчан или даже родственников. При этом профессиональные качества учитываются не в первую очередь. Из-за этого страдало дело. Такие циклы многократно повторялись, и Здориков не стал здесь исключением. Следом за ним вскоре появился еще один дальневосточник — с Камчатки перевели начальника штаба корпуса генерал-майора Сергея Нужина. О нем на арбатских этажах поговаривали, что он умел хорошо строить войсковые колонны и караульные помещения, оборудовать опорные пункты и узлы связи, но имел, мягко говоря, слишком общее представление о тонкостях работы с человеческой душой. Про Нужина офицеры-дальневосточники рассказывали, что отличался он своеобразным пониманием манеры обращения с солдатами, за что и был якобы прозван «Лютым».

Так начинался на Арбате очередной этап реформирования системы воспитательной работы.

Надо вытащить из дальневосточной «рыбно-икровой» дали своего хлебосольного человечка — вытащили. А пахари и умницы оставались в тени. Не сумел почему-то Здориков из сотни своих полковников и подполковников найти стоящего начальника группы. Словно все бездари. И вот уже назначается приказом министра новый подполковник. И тоже — аж с Дальнего Востока. Еще на одного человека увеличилась более чем семитысячная очередь бесквартирных офицеров в Москве…

Нередко на ключевых должностях в управлении воспитательной работы появлялись люди, которых у нас никто не знал. Начальство подбирало их по собственным критериям — старый знакомый, хороший пробивала, полезный человек, преданный оруженосец…

При весьма странных обстоятельствах в кресле начальника одного из отделов оказался специалист по следственной работе подполковник Мамонтов.

Появление в рядах воспитателей профессиональных военных сыщиков придавало воспитательному департаменту генерала Здорикова неповторимый колорит.

Кто такой начальник Главного управления воспитательной работы? Это самый главный в армии воспитатель. Это, если хотите, военный Макаренко, Песталоцци или Сухомлинский. Умный и тактичный политик, психолог, интеллигентный, тонкий педагог.

В начальнике ГУВРа, как мне казалось, все было наоборот. Мысли частенько излагал так, что и с бутылкой не разберешь, а речь порою производила впечатление набора бессвязных фраз — Черномырдин с его легендарным косноязычием выглядел бы Цицероном.

Невозможно было понять, что хотел сказать шеф армейской воспитательной работы российским и иностранным журналистам на пресс-конференции в Минобороны после поездки в Чечню. Его речь местами казалась мне непереводимой. Посудите сами — цитирую стенограмму дословно: