Вигдис Йорт - Песня учителя [litres]

Под фразой о сострадании были записаны некоторые цитаты из Брехта, которыми Лотта особенно восхищалась. «С человеческой порядочностью дело обстоит так же, как с деревьями. Прямые и стройные мы рубим и пускаем на балки, а корявые и изогнутые продолжают радоваться жизни». Лотта нередко прибегала к этому сравнению, но соответствовало ли оно ее собственному опыту? Действительно ли хорошие, достойные люди чаще гибнут, а пробиваются в этом мире люди никчемные и непорядочные? «Один мужчина увидел замерзавшего под снегом бедняка и разделил с ним свой плащ, отчего они оба замерзли насмерть». Но разве не существует примеров, в которых оба они выжили бы? Разве не бывает так, что помощь действительно идет на пользу?

«Быть не-эгоистом невыгодно, выгоден лишь эгоизм» – утверждение сложное, наводящее на размышления, но так ли это?

«Все добродетели опасны в этом мире, лучше их не иметь и вести приятную жизнь и иметь на завтрак, скажем, горячий суп» – но неужели выбор стоит между супом и добродетелью?

«Человек потенциально добр, однако в современном мире он лишен возможности проявить доброту», – читала Лотта. Это, пожалуй, верно: будь мир иным, людям, и ей в том числе, было бы проще проявлять доброту. Лотта чувствовала в себе больше доброты, чем способна проявить, но в чем на самом деле причина?

«Таков мир, но ему следовало бы быть иным» – обычно это высказывание Лотта считала красивым.

Она вышла с работы, но домой забежала лишь взять ключи от машины – в автобусе чересчур много других пассажиров, то есть людей, а находиться с ними рядом сейчас у Лотты не было сил.

Доехав до Маридалена, Лотта остановилась возле водопада Скотфосс. В воздухе разлилось тепло, стрелка на часах еще не доползла до пяти вечера. Лотта шла не по тропинкам, сверяясь с картой и компасом, она искала точки ориентирования. Двойная радость – собирать по пути растения и искать следующий пункт ориентирования, почти незаметный бело-оранжевый знак, побелевший от дождя или засыпанный прошлогодней листвой и иголками. Несколько минут – и тревога отступила. Будто кто-то повернул рубильник, включив, а может, выключив свет. Чувство леса, запах земли и мелких светло-зеленых ростков.

Лотта дошла до Сердечного озера, очертания которого напоминали сердце, она шагала по коре и щепкам, и внезапно из мха высунулись четыре сморчка. Сердце у Лотты подпрыгнуло. Бывает, что когда замечаешь сморчок, сердце твое начинает колотиться быстрее. Опустившись на корточки, Лотта тщательно, с благоговением рассмотрела грибы, после чего вытащила нож и покрутила его в руке, раздумывая, не подождать ли ей несколько дней, может, даже неделю или две. Тогда сморчки подрастут, но не исключено, что она их больше не найдет. А если оставить тут клочок бумаги или воткнуть в землю карандаш, то на сморчки вполне может наткнуться другой грибник.

Она сидела с ножом в руках, но срезать грибы ей не хотелось. Будь это возможным, она улеглась бы прямо тут и уткнулась в грибы носом. Лотта легла на землю, поближе к сморчкам. Они пахли даже сейчас, пока их не срезали, но запах мха перебивал аромат сморчков. Вот бы остаться здесь навсегда, в коконе покоя, какого она нигде больше не испытывала. Почему в ее повседневной рутине она лишена этого покоя? Почему спокойно ей только здесь, в лесу, когда она лежит, уткнувшись носом в мох? Может, уволиться, продать дом, купить избушку в глухом лесу и переселиться туда? Лотта стала прикидывать, во сколько это ей обойдется, но расчеты мешали ей, отвлекали, а отвлекаться было лень. Сколько она там пролежала? Как обычно. Потом она поднялась, отряхнулась и, встав на колени, срезала сморчки, стараясь подрезать их пониже. Затем она шагала, ощущая в рюкзаке их тяжесть – четыре маленьких сморчка, четыре отрады, пускай крошечные, но ведь это тоже неплохо. Возле Брюсгорда она нашла еще шесть штук – они ждали ее, красиво выстроившись под березой на просеке, всего получилось десять сморчков, прежде ей столько еще не попадалось, будто кто-то сжалился над ней.

Когда наступили сумерки, она повернула назад, потому что налобного фонарика сегодня не захватила. Лотта ехала домой по пустым весенним дорогам, предвкушая, как войдет в дом, пожарит сморчки в сливочном масле, сделает к ним омлет и, стоя у плиты, выпьет бокал красного вина. Она предвкушала, как поужинает, а за едой выпьет еще бокал, ужинать собственноручно собранными сморчками и омлетом – в этом нет никакого ребячества. А после она усядется перед камином, и пламя сохранит в ней покой.

Лотта отперла дверь и ни радио, ни телевизор включать не стала и свет зажгла лишь кое-где, берегла чувство леса, лесное умиротворение, благодать. Она старалась сдержаться и не смотреть на прихожую и саму себя словно бы со стороны, однако получалось с трудом. «Но, – подумалось ей, – жаль Таге Баст этого не видит». Как она входит в дом и дом наполняется лесной благодатью. Вот только в присутствии Таге Баста это едва ли произошло бы.

Лотта все же написала ему – своего решения помогать ему она не изменила – и пригласила его домой в среду. В ответ он прислал эмодзи: поднятый вверх большой палец и смайлик.

Потом Лотта отправила мейл студентам, попросив их к следующему занятию обдумать, как бы они поставили «Мамашу Кураж» на сцене.

А как бы она сама поставила сейчас «Мамашу Кураж»? Так, чтобы зрители почувствовали связь с современными войнами, в особенности с теми, в которых и Норвегия участвует. Да, намерение очевидное, но легко ли его воплотить?

Норвежские солдаты едва ли видят своих врагов и уж точно не видят страданий, которые причиняют как военным, так и гражданскому населению. Если ты норвежский солдат, вероятность быть убитым ничтожно мала, и никого из них не назначают ответственным за полковую казну. Это верно, но во всех остальных отношениях современную сцену военных действий вполне можно сравнить со сценами Тридцатилетней войны, и это Лотта непременно постаралась бы передать: общий хаос, размытый конфликт, непредсказуемость, когда твой вчерашний враг может оказаться завтрашним союзником, невозможность ориентироваться и вступать в долгосрочные отношения. И донести до зрителей, каким образом религией прикрывают жадность и жажду власти. Да! И еще как обычный человек пропитывается цинизмом, иначе не выжить, и в образах подобных людей каждый себя узнает! Однако надо показать, что циничный поступок, пускай совершенный от безысходности, повлечет за собой череду циничных поступков со стороны других людей, которые тоже силятся выжить; надо показать, как цинизм порождает цинизм, как именно этот порочный круг Катрин и пытается разорвать, и все остальные – мы – тоже должны попытаться разорвать его.