Тайари Джонс - Брак по-американски [litres]

Он научился этому в тюрьме – так бить людей? От «ставь и бей» школьных потасовок во дворе он не взял ничего. Он дрался злобно, как человек, которому нечего терять. Если я останусь на траве, он растопчет мне голову. Я поднялся, но ноги подвели меня, и я упал на колени, как здание под снос, оказавшись на газоне, ощущая в носу влажную кровь и запах сухой травы.

– Скажи, что тебе жаль, – сказал Рой, занеся ногу для удара. Я мог бы достаточно легко выплюнуть эти слова вместе с кровью у меня во рту. Конечно, я мог бы дать ему их, только я не мог.

– За что жаль?

– Ты знаешь, за что.

Я взглянул ему в сузившиеся на солнце глаза, но не увидел там ничего знакомого. Сдался бы я, если бы знал, что так смогу спастись, если бы я верил, что он замыслил что-либо иное, кроме как убить меня? Не знаю. Но если мне суждено было умереть у себя во дворе, я собирался умереть со вкусом гордости во рту.

– Мне не жаль.

Но мне было жаль. Но не за то, что было между мной и Селестией, об этом я никогда не пожалею. Мне многого было жаль. Мне было жаль Иви, которая столько лет страдала от волчанки. Мне было жаль слонов, которых убивали ради слоновой кости. Мне было жаль Карлоса, который обменял одну семью на другую. Мне было жаль всех в мире, потому что мы все умрем, и никто не знает, что будет потом. Мне было жаль Селестию, которая, скорее всего, смотрела на нас из окна. Но больше всего мне было жаль Роя. В последний раз, когда мы с ним виделись утром в день похорон его матери, он сказал: «У меня ведь не было ни единого шанса, да? Мне только казалось, что есть».

Да, мне было больно, но я придумал, как не чувствовать боли, и думал о нас с Селестией, как нам казалось, что мы сможем пережить эту бурю. Мы верили, что сможем все проговорить, рассчитать способ выхода. Но кто-то должен был заплатить за то, что случилось с Роем, как Рой заплатил за то, что случилось с этой женщиной. Кто-то всегда платит. На пуле нет ничьих имен, как говорится. Думаю, то же применимо и к мести. Возможно, даже к любви. Она просто существует, случайная и смертельная, как торнадо.

Порой я сама себя не вполне понимаю. От сцепившихся Роя и Андре исходила энергия мужской раздевалки: жестокость и соперничество. Они сказали мне уйти, и я ушла. Почему? Боялась ли я стать свидетельницей? Я не покорная натура, но в тот сочельник я делала то, что мне говорили. Они, наверное, сцепились друг с другом, как только за мной закрылась дверь. Когда я подошла к окну – выглядывая из-за занавески, как глупая южная красавица, – Рой с Андре уже катались по сухому газону в клубке ног и рук. Я смотрела на них несколько секунд, но, сколько бы это ни длилось, это уже длилось слишком долго. Когда Рой одержал верх, пригвоздил Андре к земле и, оседлав, обрушил на него кулаки-крылья ветряной мельницы и гнев, я открыла окно. Кружевная занавеска, висевшая на тонком карнизе, поднялась в воздух и закрыла мне лицо, как вуаль. Я крикнула ветру их имена, но они либо не захотели, либо не смогли услышать меня. Удовлетворенное и старательное ворчание накладывалось на стоны боли и унижения. Этот шум долетел до моего окна, заставив меня выбежать наружу, чтобы спасти их обоих. Спотыкаясь и дрожа, я добралась до лужайки.

– 17 ноября! – крикнула я, надеясь, что память дойдет до него. Он действительно замер, но только для того, чтобы с отвращением покачать головой.

– Слишком поздно, Джорджия. У нас с тобой больше нет волшебных слов.

У меня не оставалось выбора. Я достала из кармана телефон и навела его на них, как пистолет.

– Я вызываю полицию!

Застигнутый врасплох моей угрозой, Рой замер.

– Ты правда позвонишь? Позвонишь ведь, правда?

– Ты меня вынуждаешь, – сказала я, борясь с дрожью. – Слезь с него.

– Да мне наплевать. Звони им. Пошла ты в жопу. Пошел ты в жопу, Андре. И полиция пошла в жопу.

Андре попробовал освободиться, но Рой, будто пытаясь подчеркнуть свои слова, нанес ему скупой удар. Андре закрыл глаза, но не застонал.

– Пожалуйста, Рой, – сказала я. – Пожалуйста, пожалуйста, не вынуждай меня вызывать полицию.

– Да вызывай, – сказал Рой. – Разве не видно, что мне плевать? Вызывай. Отправь меня назад. Здесь меня ничего не ждет. Отправляй меня назад.

– Нет, – сумел проговорить Андре. Его зрачки, темные и широкие, теснили светлую радужку. – Селестия, нельзя отправлять его назад. Не после всего, что было.

– Ну, давай, – сказал Рой.

– Селестия, – голос Андре звучал твердо, но отдаленно, как звонок из-за океана. – Положи телефон. Сейчас.

Согнув колени, я аккуратно положила телефон на траву, будто сдавала оружие. Рой отпустил Андре, и тот поднялся, но только на колени, замерев, как приспущенный флаг. Я подбежала к нему, но он отослал меня прочь.

– Я в порядке, Селестия, – сказал он, хотя это было не так. Щепки висели на его одежде, как клещи.

– Дай я посмотрю, что с твоим глазом.

– Селестия, встань, – сказал он мягко. Его зубы окрасились в розовый.

Я не вызвала полицию, но они все равно приехали, мигая синими огнями, но не включая сирену. Полицейские, черная женщина и белый мужчина, своим видом показывали, что работают в сочельник не по своей воле. Я гадала, о чем они думали, разглядывая нас. Двое мужчин в синяках и в крови, а я оделась под праздничное настроение, стояла целая и невредимая. Я казалась себе матерью новорожденной двойни, бегая от одного мужчины к другому, пытаясь удостовериться, что ни один из них не забыт, что каждому досталась частица меня.

– Мэм, – спросила женщина-полицейский. – У вас все хорошо?

В последний раз настолько близко рядом с полицейским я находилась той ночью в «Сосновом лесу», когда меня выдернули из постели. Мою мышечную память лихорадило, пока я теребила шрам под подбородком. Несмотря на декабрьский холод, я ощущала призрачную жару той августовской ночи. Держа нас с Роем на прицеле, полицейские приказали нам не двигаться и не разговаривать, но мой муж все равно ко мне потянулся, сплетя наши пальцы вместе на одну отчаянную секунду, прежде чем коп разъединил их своим черным ботинком.

– Пожалуйста, не бейте его, – сказала я женщине. – Он многое пережил.

– Кто это такие? – спросил меня белый полицейский. Он говорил с липким и густым акцентом, как у типичного жителя Мариетты, ну просто «поверните налево у “Биг Чикен”» [96] Мариетта – американский город, административный центр округа Кобб в штате Джорджия. Является пригородом Атланты. Одна из его достопримечательностей – «Биг Чикен». Это ресторан KFC, над которым возвышается 17-метровая конструкция в виде цыпленка. . Я попыталась наладить связь с женщиной, но она не спускала глаз с мужчин. Голосом, которым обычно говорю по телефону, я сказала: