Тайари Джонс - Брак по-американски [litres]

– Это мой муж и сосед. У нас были небольшие разногласия, но сейчас все хорошо.

Женщина посмотрела на Андре:

– Вы – муж?

Когда он не ответил, заговорил Рой.

– Я – муж, это я.

Она кивнула Андре, ожидая подтверждения:

– Так вы – сосед?

Он не стал отвечать «да», а просто назвал адрес, указав на дверь своего дома.

Удовлетворившись, полицейские пожелали нам счастливого Рождества, и это прозвучало как дурное предзнаменование. Они уехали без синих мигалок, выбросив в воздух облако выхлопных газов. Когда они скрылись, Рой рухнул на скамейку в виде полумесяца. Он указал мне на сиденье рядом, но я не могла подойти к нему. Не тогда, когда в нескольких футах от меня стоял Андре с фиолетовыми кругами вокруг глаз и разбитой губой.

– Джорджия, – сказал Рой, и его тело свели пустые рвотные позывы, а голова опустилась между колен. Я подошла к нему и потерла его дрожащую спину.

– Мне больно, – сказал он. – У меня все болит.

– Тебе нужно в больницу?

– Я хочу уснуть в своей постели, – и он встал, как мужчина, которому есть куда пойти. А потом просто повернулся к Старому Гику.

– Это слишком. – И быстро – это, должно быть, случилось быстро, но я каким-то образом сумела заметить каждое движение, – Рой закусил губу, обнял ствол, как брата, запрокинул голову назад, и, подставив лицо небу, направил лоб в старинное дерево. Звук был глухим, как влажный треск яйца, упавшего на кухонный пол. Он повторил удар снова, но сильнее. Я обрела уверенность и, не думая, заняла место между своим мужем и деревом. Рой снова закинул голову назад, накренившись и приготовившись, но теперь, если он снова решит направить голову вперед, он ударит меня.

Его натянутые плечи слегка дрогнули. Потом он оглядел Старого Гика, разбросанные по траве щепки, Андре, меня и, наконец, себя самого.

– Как так вышло? – Рой дотронулся до лба; у него над бровью кровоточила маленькая царапина. Потом он сел на траву, мягко, но упрямо.

– Что мне делать? – спросил он. Он повернулся к Дре и задал вопрос снова, тем же интересующимся тоном. – Я серьезно. Как вы считаете, что мне делать?

Андре осторожно сел на круглую скамейку, напрягаясь от боли.

– Мы тебе поможем устроиться. Если хочешь, можешь пожить в моем доме.

– Я буду жить в твоем доме, а ты будешь жить в моем доме с моей женой? Это как это? – потом он повернулся ко мне. – Селестия, ты же знала, что так не будет. Ты же знаешь меня. Как я могу на такое согласиться? Чего ты ожидала?

Чего я ожидала? Правда состоит в том, что, когда Рой материализовался в моей гостиной, я уже успела забыть, что он существует. Последние два года он был для меня просто идеей, мужем, которого не принимаешь во внимание. Его не было со мной дольше, чем мы прожили вместе. Я убедила себя, что к нам применимы законы, ограничивающие ответственность. Отправляя Андре в Луизиану, я надеялась, что Рой решит вообще не возвращаться в Атланту, просто попросит нас выслать ему вещи, что я стану для него таким же воспоминанием, каким он стал для меня.

– Рой, – сказала я, размышляя вслух. – Скажи правду. Ты бы стал ждать меня пять лет?

Его плечи снова дрогнули.

– Селестия, – сказал он, будто разговаривал с кем-то очень молодым. – Во-первых, с тобой эта хрень в принципе не могла произойти, – Андре двинулся, чтобы пересесть к нам на сухую траву, но я покачала головой. Дыхание вырывалось у него изо рта обессиленными клубами белого пара.

– Как тебе, нравится принимать решения? – спросил Рой. – Последние пять лет все решения были за тобой. А когда мы встречались – за мной. У тебя был пальчик без кольца, помнишь? Помнишь, когда я был женихом, которым ты могла гордиться, сияя камушком, как прожектором? Не буду врать и говорить, что меня это не заводило. Но теперь мне тебе предложить нечего, только самого себя. Но это уже лучше, чем в прошлом году, когда я даже этого не мог тебе дать. Так что вот он я, – он посмотрел налево. – Твоя очередь, Дре. Что в свою защиту скажешь?

Андре заговорил с Роем, но смотрел на меня.

– Мне не нужно рассказывать Селестии, что я чувствую. Она и так знает.

– Но расскажи мне, – сказал Рой. – Как так вышло, что ты спишь на моей подушке?

– Рой, братан, – сказал Дре. – Мне очень жаль, что с тобой это случилось. Ты знаешь, мне правда жаль. Так что не подумай, что это неуважение, но я с тобой это обсуждать не собираюсь, – он языком дотронулся до разбитой губы. – У тебя было время, когда мы могли поговорить, но ты захотел драться. Теперь мне тебе сказать нечего.

– Ну, а ты, Джорджия? Скажешь что-нибудь? Как так вышло, что ты променяла меня на Дре?

Правдивый ответ заключается в том, что это устроила Оливия, лежа в гробу, – тогда Рой-старший показал мне, как выглядит настоящее единение, как оно звучит, даже как оно пахнет – свежей землей и грустью. Я никогда не смогу сказать Рою, что, сравнивая нас с его родителями, я поняла, что наша связь не на века. Наш брак оказался свежим привоем на дереве, который не успел прижиться.

Будто расслышав бормотание моих мыслей, он спросил:

– Дре что, просто оказался в нужном месте в нужное время? Это преступление было обусловлено страстью или случайностью? Мне важно знать.

Как я могла ему объяснить, что влечение работает не так, как мне казалось, когда я была моложе и мне кружили голову влюбленность и заряды тока? Нас с Андре связывала повседневность. Мы с ним направляли друг друга так, будто делали это всю жизнь, потому что так и было.

Я не отвечала, и Рой наседал:

– Как у нас так вышло? Мой ключ подходит, но ты не хочешь меня впустить.

Он поднял себя вверх и плюхнулся на лавочку, несчастный, с пустыми глазами. Я повернулась к Андре, но он на меня не взглянул. Вместо этого он смотрел на Роя, разбитого и дрожащего.

– Не ты его в это превратила, – сказал Андре. – Не позволяй ему винить в этом себя.

Андре был прав. Вокруг Роя валялись осколки разбитой жизни, а не просто разбитого сердца. Но кто станет спорить, что никто, кроме меня, не мог исцелить его, если он вообще мог излечиться. Женский труд не бывает легким, не бывает чистым.

– Ты знаешь, где я буду, – Андре повернулся в сторону своего дома.

Андре пошел к себе, мы с Роем пошли к себе, я вела Роя так, как поддерживают человека, который потерял зрение или попал в перестрелку. Когда мы взбирались по ступенькам к главному входу, я услышала спокойные слова Андре:

– Он довольно сильно ударился головой. Возможно, у него сотрясение. Не позволяй ему сразу засыпать.

– Спасибо, – ответила я.

– За что спасибо?

В ванной Рой разрешил мне промыть рану, но в больницу ехать отказался.

– Я знаю, ты сможешь мне помочь.

Я обработала рану антисептиком, но больше делать было особенно нечего. Вечер тянулся, мы задавали друг другу вопросы, борясь со сном, хотя наши веки слипались, будто на них подвесили монетки.