Люси Эдлингтон - Алая лента

— Правда?

— Ужасное напряжение. Пружины слишком тугие. Шпульки заржавели. Машину нужно каждую неделю смазывать. Или каждый день, если за ней много шьют. Это проблема всех здешних машин.

Я покраснела от страха. Моя машина грозит сломаться? О нет, только не сейчас!

— Вы наладить ее сможете?

— Постараюсь. — Он наклонился ниже, делая вид, что копается в пружине, уменьшая ее натяжение, и чуть слышно прошептал мне на ухо: — Я могу сделать так, что она никогда больше не заработает. И не будет больше у этих свиней новых модненьких платьиц. Пусть хоть голыми ходят, нам до этого нет дела, верно?

— С-саботаж?

Он прикоснулся двумя пальцами к козырьку своей фуражки, словно отдавая честь, и прошептал:

— Секундное дело, мэм.

Я оглянулась на стоящую в дальнем конце мастерской надзирательницу. Та стояла, прислонившись спиной к стене, и читала журнал.

— Я Хенрик, а ты? — прошептал Пес.

Как меня зовут? С каких пор противоположный пол интересует, как меня зовут? И с каких пор вообще кого-либо интересует мое имя, а не номер?

— Не важно. И перестань чинить мою машину. То есть прекрати ломать ее. Я хочу, чтобы она работала.

Хенрик удивленно поднял бровь.

Я в ответ тоже подняла свою бровь и сказала:

— Я портниха и должна закончить это платье. Это будет лучшее платье, которое я когда-либо шила.

— Прошу прощения, я думал вы рабыня, как все мы, — насмешливо поклонился мне Хенрик. — Но теперь я вижу, что вы шьете красивые платья для убийц!

— Я не рабыня!

— О, неужели, Они платят вам? И вы можете покинуть лагерь, когда захотите?

— Нет.

— Ну тогда вы… рабыня.

Я покачала головой:

— Это Они называют нас рабами. А внутри я… это я, Элла. И я шью.

Усмешка сползла с лица Хенрика.

— Молодец, — сказал он тихо. — Это другой разговор. Серьезно. Они могут лишить нас свободы, но нашего духа Им не сломить, верно?

Марта уже присматривалась к нам, готовая вмешаться при любом намеке на проблему. Хенрик быстро сделал вид, что исправляет неисправность в механизме моей машины, хотя ее там не было. Перед тем как уйти, он пожал мою руку:

— Держись, Элла. Есть сведения, что война скоро закончится… Мы даем отпор. Хорошие парни с каждым днем приближаются к нам.

Мое сердце радостно подпрыгнуло в груди.

— Мы побеждаем? Откуда тебе это известно? Ты получаешь известия? А передать что-нибудь из Биркенау на волю ты можешь? Мне хотелось бы дать знать моей бабушке, что со мной все в порядке, — лавиной хлынули из меня вопросы.

— Есть предложение получше. Почему бы тебе ей самой об этом не сказать?

— Что, нас так скоро освободят?

— Не совсем, — наклонился ближе ко мне Хенрик. — Просто скажу, что можно придумать способ, как тебе самой освободиться.

— Побег?

Хенрик со стуком закрыл свой ящик и шепнул, приложив к своим губам палец:

— Еще увидимся, Элла.

Я проводила его взглядом, пока он пробирался к выходу между нашими столами. Счастливый! Может ходить повсюду, словно нормальный человек. Я подумала, что у Хенрика, должно быть, есть очень влиятельные покровители среди привилегированных заключенных, которые помогли ему получить такую работу. Если они ему доверяют, значит ли это, что и я могу доверять Хенрику? Или это, напротив, означает, что я не должна ему верить?

— Что, и ты тоже? — сказала Шона, проходя мимо, и шутливо ткнула меня под ребра.

— Что я?

— Глаз положила на этого механика? — Она ущипнула меня за щеку и поспешила прочь, не дожидаясь, пока на нее накричит Марта.

Я вернулась к работе над своим платьем и только тут обнаружила, что Хенрик сделал именно то, чего я просила его не делать.

Моя швейная машина перестала работать.

* * *

Марта приказала мне отнести платье Франсин Мадам Г., жене коменданта.

— Но я тоже закончила свое платье, оно готово, — сказала я. Платье действительно было готово, хотя это стоило мне огромных трудов, поскольку дошивать его пришлось вручную. Но я довела дело до конца, несмотря на поломку, которую устроил Хенрик. Я аккуратно обметала швы на подоле платья и вырезе под горлом. Работа настолько увлекла меня, что я совершенно не думала о том, для кого шью это платье.

— Закрой рот и делай, что тебе приказано, — ответила мне Марта с той кривой гримасой, которая заменяла ей улыбку. Она забрала у меня платье с подсолнухом и ушла, а спустя короткое время вернулась и вручила мне большую плоскую картонную коробку.

Все остальные швеи откровенно завидовали тому, что мне позволено будет сегодня выйти за пределы Биркенау, за пределы этой его части. Мое сердце забилось быстрее, когда я вспомнила разговор с Хенриком о побеге. Нет, это, разумеется, было невозможно. На мне полосатая роба, а за ворота лагеря я выйду в сопровождении надзирательницы.

В назначенное время появилась надзирательница, и ею оказалась Карла.

— Приятный денек для прогулки, — сказала она мне и подмигнула: — К ноге, Пиппа! Рядом!

Это Пиппа заметила группу полосатых и натянула поводок, сгорая от желания броситься на них.

Я сама шла рядом с Карлой, словно ее собака. Я не была на поводке, но разницы между нами не было. Ведущая из основного лагеря Биркенау дорога просматривалась часовыми, стоявшими на сторожевых вышках, с которых грозно торчали пулеметные стволы.

На иглах колючей проволоки блестели солнечные зайчики. Повсюду вокруг были надзиратели и капо, они охраняли толпы полосатых, которые таскали огромные каменные глыбы или рыли рвы под палящим солнцем. Я и сама сейчас была бы среди них, если бы только Они не выкрикнули мой номер, чтобы направить к начальнице мастерской по пошиву верхней одежды. Все работницы походили на одетые в полосатые мешки скелеты. Когда-то они были женщинами.

Дорога, по которой мы шли, тянулась пыльной лентой, разбитой колесами грузовиков и тысячами прошагавших по ней ног. Мои руки невыносимо болели, потому что мне приказано было нести плоскую коробку ровно, не наклоняя вбок. Я очень боялась выронить ее. Хотя я бы с большим удовольствием случайно обронила пышное платье Франсин в пыль, чтобы Мадам Г. точно понравилось мое.

Оказаться за пределами лагеря было приятно. Воздух здесь был свежее, и проклятая колючая проволока не попадалась на глаза на каждом шагу, хотя все равно пахло бензином, пеплом и дымом. По обе стороны от дороги тянулись сжатые поля, на которых осталась только засохшая пожелтевшая стерня [3] Стерня — остатки стеблей злаков после уборки урожая. . Вдали показалась коричневая полоска, с каждой секундой она приближалась, и вскоре стало видно, что это состав везет в Биркенау очередную порцию новеньких. Паровоз свистнул. Пиппа коротко залаяла в ответ.

Самым странным для меня было видеть вокруг мужчин. Я настолько привыкла к тому, что в Биркенау меня окружают только женщины, что сейчас завороженно смотрела на полосатых. Выглядели они такими же уставшими, исхудавшими и оборванными, как и женщины. На секунду мне показалось, что в толпе промелькнул дружелюбный Пес Хенрик. Я присмотрелась внимательнее и поняла, что это не он, а совсем другой парень. Мне вспомнилось, как Хенрик торопливо говорил мне про побег. Мысленно я представила себе, как скидываю с ног дурацкие деревянные башмаки и босиком бегу в поля… Свобода!