Люси Эдлингтон - Алая лента

— У моего мальчика тоже было байковое одеяльце! — простонала безутешная мать. — Я так любила уткнуться в него носом, чтобы почувствовать запах теплой детской кожи и талька…

— На диване я заметила игрушки для детей постарше, — тяжело сглотнув, продолжила я. — Машинки и куклу…

— Тебе разрешили сесть? — спросила Балка. — Ох, бедная моя задница, как она истосковалась по мягким подушкам!

Разумеется, сесть на диван мне никто не позволил. Мне не разрешили даже войти в эту элегантно обставленную комнату. Карла оставила меня в вестибюле вместе с тяжелой картонкой, в которой лежало платье. Я разглядывала узор из цветов на обоях и фотографию коменданта на стене. Фотография висела криво. Если не знать, что это комендант лагеря, его можно было принять за обычного человека в обычном гражданском костюме. Уверенное, спокойное, даже, пожалуй, красивое лицо, освещенное вспышкой в ателье фотографа. Я вдруг задумалась над тем, как выглядел мой собственный отец. Человек, которого я никогда не видела. Интересно, что с ним сделала война, если он до сих пор жив? Когда я вернусь домой, то, возможно, смогу отыскать его. И мать тоже. И тогда у меня снова будет семья. Семья — это важно.

Комендант на фотографии выглядел как хороший семьянин.

— Как вы, моя дорогая? — донесся из гостиной женский голос. Это была Мадам Г., жена коменданта. Судя по этим словам, она уже знакома с Карлой. — Вам не стало немного лучше после нашего с вами вчерашнего разговора? Я понимаю, как вам тяжело, понимаю. Вы тоскуете по своей ферме, по своей семье, так ведь? Ничего. Продолжайте исполнять свой долг и будете вознаграждены за это.

Любопытно. Выходит, надзирательницы ходят поговорить с Мадам Г., словно со своей матерью? После этого они стали разговаривать тише, и я уже ничего не могла разобрать, но вскоре Карла сказала громко:

— Платье здесь. Его сшила заключенная, которую я вам рекомендовала.

Я оцепенела. Все это время прикидывалась моей подругой, а на самом деле продвигала работу Франсин?

В этот момент мой рассказ на секунду перебила Балка. Она назвала Карлу таким словом, которое мне бабушка даже мысленно произносить запрещает, не то что вслух. Уместное слово.

— О, это еще не все, погодите… — сказала я своим слушательницам.

Мадам Г. вышла в вестибюль. На ней было красивое летнее платье из муслина кукурузно-желтого цвета. Превозмогая ужасную усталость, я пошла следом за Мадам и Карлой — два лестничных пролета вверх, а затем по коридору, к дальней комнате на мансарде. В этой комнате был голый деревянный пол, стоял стол, стул и зеркальный двустворчатый шкаф. На столе примостилась корзинка с вышиванием. Окно было закрыто, и воздух здесь был спертым. На подоконнике лежала мертвая бабочка с бледными сложенными крылышками.

Двери шкафа были раскрыты, и было видно, что внутри умещается целый парад мод. Платья всех цветов на атласных вешалках. Короткие, длинные, узкие, пышные — всех фасонов. Некоторые были переделаны в нашей мастерской.

Некоторые могли попасть сюда прямо из Домов моды знаменитых кутюрье Города Света. Некоторые висели сбоку, на стенке. Летние платья, легкие костюмы, ночные рубашки, пеньюары…

Между прочим, при близком рассмотрении Мадам оказалась вовсе не утонченной аристократкой, какой я себе ее представляла. Нарядами она старалась больше отвлекать от недостатков, чем подчеркивать преимущества фигуры. Когда она сняла свое платье, под ним оказалось практичное нижнее белье и резиновый пояс-корсет. Он охватывал круглый живот, над ним виднелась жировая складка.

Я поставила коробку на стол, развязала и сняла крышку.

Небрежным движением руки Мадам отогнала меня, ей хотелось увидеть, что скрывается под слоями пергаментной оберточной бумаги. Карла стояла возле двери и наблюдала за нами, скрестив руки. Я ожидала увидеть разочарование на лице Мадам, когда она взглянет на уродливое творение Франсин, но вместо этого глаза у нее загорелись.

— Восхитительно! — прошептала она.

Карла ухмыльнулась. Выходит, ей с самого начала было известно, что в коробке лежит мое платье с подсолнухом!

— Марта тебя надула? — спросила одна из моих слушательниц.

— А что тут странного? — холодно сказала Балка.

Марта на самом деле меня обманула. Мадам вытащила мое желтое платье с подсолнухом, развернула и начала покачивать им в воздухе, держа его перед собой на вытянутых руках.

— Живее, живее, — скомандовала она мне, насмотревшись. — Помоги мне надеть его.

Платье сидело на ней как влитое. Если и требовалось что-то поправить, то по мелочи. Марта позволяла мне иметь при себе булавки, и я моментально внесла необходимые поправки — точнее, пыталась это сделать, потому что Мадам все крутилась и крутилась перед зеркалом, открывая рот, как золотая рыбка. Как одна из тех толстых рыб, нарезающих круги в пруду.

Интересно, едят ли золотых рыбок? Я была достаточно голодна для этого.

Мадам долго, с восторгом рассматривала вышитый подсолнух, а я сияла от гордости за Розу.

— Платье превосходное, — сказала наконец Мадам. — Сидит на мне великолепно, отличная работа. Карла, передай женщине, которая сшила это платье, что я очень довольна. И хочу, чтобы она впредь шила для меня.

Я кашлянула, и Карла кивнула мне, мол, скажи ей.

— Прошу прощения, Мадам, я сшила его, — чуть слышно пролепетала я.

И только теперь Мадам обернулась, чтобы впервые по-настоящему взглянуть на меня.

— Ты? Но ты же совсем девчонка!

— Мне уже шестнадцать, — быстро солгала я.

— Если честно, я никогда не думала, что среди вашего народа встречаются такие одаренные, — сказала Мадам, вновь повернувшись к зеркалу. — Это большая удача, что мне в голову пришло открыть здесь швейную мастерскую, правда? По крайней мере, ваши таланты не пропадут понапрасну. Ну а после войны ты, я думаю, будешь работать в каком-нибудь очень хорошем модном салоне, а я стану там заказывать свои платья. Что скажешь на это?

Она говорила так, словно нет в Биркенау никаких списков, никаких труб, и дожди из пепла здесь никогда не идут.

— Ну? — спросила меня Роза, когда я возвратилась в наш барачный блок. — Каково это чувствовать себя самым выдающимся модельером всех времен и народов?

И тут, к ее — и всеобщему, и даже моему собственному — удивлению, я разрыдалась. Это была странная радость.

— Тебе повезло, — сказала Марта, и от нее это прозвучало как скрытая угроза. — В конечном итоге я решила, что твое платье более приемлемо для Мадам. Ты многому научилась, работая у меня. Ну, еще бы, ведь я сама училась у лучших мастеров.

Это было на следующий день после моего триумфа в доме коменданта, я тщетно пыталась не хвастаться своим успехом в мастерской. Пыталась, но не вышло.