Ольга Неклюдова - Последняя командировка

— Мне казалось, я потеряла и отца, и тебя, стала никому не нужной, бесполезной для жизни… Но ты ведь любишь меня, ты вернулся. Нашу связь нельзя расторгнуть — это кровная связь и самая близкая, какая только может быть на свете… И отец еще, может быть, вернется.

Она говорила бессвязно и торопливо, спеша рассказать обо всем пережитом за эти месяцы молчания и затворничества.

Потом рассказывал Игорь… Он обещал, что будет готовиться в Строгановское, что непременно станет учиться, потому что теперь он понял, чего хочет, чем будет в жизни занят.

— А чертежи я тебе достану. С ума сойдешь сидеть тут одной и без дела.

Мать и сын провели вечер вместе.

Наступила весна. Евгения Павловна работала, Игорь доставал ей чертежи, как обещал. Теперь у нее не было времени предаваться горю.

Казалось, все шло хорошо, но Дмитрий Николаевич словно исчез из их жизни. Письма, редкие вначале, вовсе перестали приходить. Евгения Павловна иногда перечитывала эти несколько писем, полученные еще зимой: они были пустые. Он писал их нехотя, без интереса к ней, к сыну, и очень мало о себе. По перемене адреса она поняла, что он выехал из Абакана, живет где-то на строительстве, но что он там делает и зачем все это — она не могла понять. Евгения Павловна начала привыкать к мысли, что его нет.

Приходили Леля и Татьяна. Первая говорила:

— Это хорошо, что ты работаешь. Без работы жизнь теряет смысл.

Татьяна говорила:

— Жена Смольянинова работает чертежницей. И это наша талантливая Женя! Что он сделал с тобой!

Однажды, это было уже в апреле, Евгении Павловне приснилось: она увидела себя на берегу моря. Было тепло и солнечно, но море казалось холодным, покрытое свинцовыми чешуйками. Поезд стал на разъезде. Насыпь была высока. С одной стороны — море, с другой — горы, поросшие коричневым сухим кустарником. На берегу играл маленький мальчик. Она догадалась почему-то, что это ребенок Дмитрия Николаевича, и внесла его в вагон. В вагоне было много женщин, и они посмотрели на нее с осуждением, Евгения Павловна посадила ребенка на верхнюю полку и пошла к выходу. Женщины заговорили ей вслед:

— Что она таскается с этим ребенком? Какое ей до него дело?

— Нет, как же, она ему не чужая.

Выйдя из вагона, Евгения Павловна остановилась в нерешительности: ехать дальше или остаться здесь?

Так она стояла, будто в ожидании, что кто-то подскажет, что она должна делать. И она заметила в углублении горы вход в подземелье. Неглубокое — всего несколько земляных ступенек вниз. Свет, падая сзади, освещал только эти ступеньки, а дальше было совсем темно. Евгения Павловна подумала: «Вот какая она, тайга». Однако место это не было похоже на лес, разве что подземный. Кругом росли мертвые, коричневые деревья без листвы. Волчица и пантера устремились к ней навстречу, но, раздумав, повернули обратно.

Вела в недра темноты узкая тропинка под низким сводом переплетенных ветвей. Сквозь их сплетения — ни клочка неба, ни искры света. Под ногами — мертвая хвоя, и все, все вокруг темно-коричневое. Подземный мертвый лес. «Может быть, мне остаться здесь?» — подумала Евгения Павловна. Ей спокойно было в этой глубокой — нельзя глубже — тьме и тишине. Но, вспомнив об Игоре, она передумала — нет, мальчик ждет меня домой.

Уже у выхода, у тех самых ступенек, которые выводили из подземелья на свет, мужик в полушубке бесшумно рубил дерево. Оно с глухим треском упало за ее спиной. Евгения Павловна побоялась обернуться.

И вот она опять под солнцем и около моря. Теперь оно светлее и не рябит. Поезд стоит все на том же месте. Боясь опоздать, Евгения Павловна бежит к поезду. Она вскочила на ходу, но почему-то не уехала и снова увидела себя сидящей у моря; вокруг нее было пустынно, и поезда уже не было. «Там мои вещи, — спохватилась она. — Ничего, Игорь снимет чемодан». Равномерно вздыхало море. Ее разбудил звонок.

Заспанная, она вышла в переднюю и приняла у почтальона телеграмму. Она старательно вывела день и час получения: одиннадцатое апреля, восемь часов утра.

Лиза давно собиралась к Обелиным, да все откладывала. Чего-то она боялась. Вдруг заметят в ней перемену, вдруг начнутся вопросы… Врать было неловко и трудно. И вот она все откладывала и откладывала.

Шла дружная весна. Кругом стояла вода, на деревьях блестели, оттягивая ветви, длинные сосульки. Лиза купила резиновые сапоги и колечко с изумрудным камушком. Колечко обвивалось вокруг безымянного пальца тоненькой золотой ниточкой.

Лизе предстояло четыре свободных дня — она дежурила за Екатерину Петровну, и ей дали отгул. Она собиралась к Дмитрию Николаевичу. Интересно, кончено ли строительство дамбы. В последнем письме он писал, что строительство идет полным ходом. Город растет. Он очень занят — пишет, но все время скучает по Лизе. Летом он поедет в Москву и будет хлопотать о разводе. А потом вернется к Лизе навсегда.

«Надо бы рассказать Обелиным, а то запутаешься в этом вранье. Терпеть не могу». И Лиза решила зайти перед отъездом и рассказать. «Арсений Георгиевич, кажется, догадывается». Но так и не рассказала. Она стеснялась говорить с Анной Александровной о таких вешах.

Когда Лиза сошла с поезда, ей пришлось перепрыгивать через глубокую и длинную лужу. Было почти жарко, звонко пели птицы, и воздух был особенного вкуса — весеннего.

Она встретила Дмитрия Николаевича почти у самого дома. Он был в распахнутом пальто и без шапки. На свету серебрилась его нарядная седина. Она была как весенний снег в проталинах и лощинах, где пролежни черной земли. В руках у него был этюдник.

— Лиза? Опять ты ничего не написала мне, и я не ждал, но какое счастье!

Он обнял Лизу. Невдалеке группа рабочих глядела на эту встречу, приостановив работу. Там, как месяц назад, алела на солнце груда кирпичей, желтели бревна. Лиза и Дмитрий Николаевич вернулись в дом. Разглядывая Смольянинова, Лиза удивлялась его моложавости: осунувшееся, с медным загаром, лицо казалось почти юношеским.

Они пошли по направлению к тайге. Там Дмитрий Николаевич облюбовал одно местечко и начал его писать.

Он шел легко, весело разговаривая. На нем были плотные, из непромокаемой ткани брюки, заправленные в сапоги, кожаная куртка на плечах. Лиза очень хорошо запомнила это утро и Дмитрия Николаевича, улыбающегося ей, красивого и веселого, каким она давно его не видала.

— …И я поеду в Москву — мне не хочется, детка, очень не хочется, — но это необходимо. И с юридической точки зрения и с моральной: не могу же я, оставляя семью навсегда, не проститься с ними. Я не могу пожаловаться, Женя была мне хорошей женой. Игорь — тоже славный парень. Вот когда-нибудь вы познакомитесь… А ты знаешь, мне бы хотелось жить в этом новом городе. Вон он, ты видишь? Хочешь там жить?