Ольга Неклюдова - Последняя командировка

В куклы она, конечно, не играет. Некогда и не интересно. У нее есть кошка Глафира, но сюда ее не привезли: хищница, жрет воробьев. Хозяйка боится за своих цыплят, и понятно: Глафира и перьев от них не оставит.

— У меня есть жутко интересные книги, — тараторила Галя, — «Всадник без головы» и «Медная пуговица». Я тебе их дам. Впрочем, ты ведь еще не умеешь читать?

— Умею, только медленно.

— Я тоже в твои годы уже читала. Ты здесь с мамой или с бабушкой?

— С бабушкой. Но сегодня вечером приедет папа.

— А я с мамой. Наша бабушка разъезжает по курортам. Она говорит, что хочет наконец пожить личной жизнью. До сих пор ей этого не удавалось. Папа и тетка приедут в следующее воскресенье. А твоя мама тоже на курорте?

Леночка ответила не сразу. Слово «умерла» не шло у нее с языка. Оно будто застряло в горле. Наконец она сказала хриплым шепотом:

— Умерла.

И возникло молчание. В это мгновение Леночка почувствовала, что она вовсе не моложе Гали, даже напротив — она каким-то образом оказалась старше благополучной Гали, у которой есть мама.

— Умерла? Этого не может быть. Я никогда не слышала, чтобы умирали мамы у маленьких девочек. — Она схватила Леночку за руку и быстро пошла вперед, словно хотела увести с этого места, где было только что произнесено страшное слово. Ее длинные ноги, голые выше колен, делали огромные шаги.

Леночка запыхалась. Освободив руку, она остановилась:

— Я уж пойду. — Она опять вспомнила бедную Надю и бабушку, которая ее, может быть, ищет. Ей захотелось домой.

— Хорошо, — сказала Галя, — иди. Мы увидимся с тобой после обеда. И сегодня, и завтра, и каждый день. Нам будет очень весело. Я приду к тебе, а ты ко мне. Ты увидишь мою маму. Она тебя будет очень любить. Папа называет ее добрейшим существом.

Она говорила сбивчиво и взволнованно, никакой повелительности, превосходства не было теперь в ее звонком, резковатом голосе.

Леночка побежала домой. С полдороги она обернулась. Галя стояла в облаке солнечной пыли и смотрела ей вслед.

Часов в пять пошли с бабушкой на станцию встречать отца. Пропустили три электрички, с четвертой он приехал.

— Папа! — закричала Леночка.

Николай Сергеевич огляделся, щурясь от солнца. Обе руки его были заняты сумками, из которых торчали булки, банки.

— Вот вы где! — сказал он, заметив бабушку и Леночку. Опустив на скамью сумки, он обнял дочь. Лицо и шея у него были потные и смялся воротничок белой рубашки.

Бабушка взяла одну из авосек, освободилась папина левая рука, за которую уцепилась Леночка. Так пошли они вслед за народом, сошедшим с электрички. И все несли в руках сумки, и многие вели за руки детей.

— Зачем было привозить кефир, — говорила бабушка, — мне носят молоко, и я сама делаю простоквашу. Сюда нужно возить мясо, рыбу, яйца. Иногда не бывает сливочного масла.

Леночка думала, что взрослые всегда говорят о неинтересном. Ей хотелось бы рассказать отцу о Зининой смерти и о Гале, но при бабушке было почему-то неловко.

— Как вы себя чувствуете, Варвара Никаноровна?

— А как может чувствовать себя старый человек, — да еще переживший такое горе? — В словах бабушки были раздражение, и вызов, и упрек. Будто бы отец был виноват в том, что она старая, и в том, что она пережила горе; а может быть, ей казалось, что он недостаточно расстроен, что он должен больше мучиться.

— Горе-то наше общее, — сказал он почему-то виновато.

Бабушка строго молчала. Она не допускала мысли, что хоть одна душа в мире может разделить ее горе.

— Леночка здорова?

— Слава богу.

— Еще не купаетесь?

— Вы понимаете, Коля, что вы говорите? Сейчас конец мая. Кто же купается в такое время?!

Леночке было жалко отца. Он шел такой потный, такой усталый и робкий. Ей казалось, что он боится бабушки больше, чем она сама. Она, по правде сказать, вовсе бабушки не боялась. Бабушка любила ее, а отца — нет. Леночка это чувствовала, и ей это было неприятно. В знак сочувствия она прижалась к нему.

И вот они наконец пришли.

Разобрав сумки, бабушка вздохнула облегченно и смягчилась:

— Сейчас напою вас чаем, крепкий заварила, как вы любите.

За чаем опять говорили о вещах неинтересных: о ремонте и о том, что отцу «навязали командировку». Только уж совсем вечером, когда солнце спустилось за лес, Леночка с отцом пошли гулять. Солнце нырнуло в листву и оттуда, снизу, освещало вершины деревьев, словно прикрытый ладонью фонарь.

— Вот тут я иногда сижу и думаю, — сказала Леночка, указывая на кучу свежих бревен у опушки.

— О чем же ты думаешь?

Она пожала плечами:

— Обо всем.

Ведь даже взрослому человеку трудно рассказать, о чем он думает. Мыслей было очень много, и почти все они были невнятны, как во сне. А может быть, это были не мысли, а чувства, слишком сложные для ребенка ее лет.

Леночка сказала:

— Больше всего — как мы вернемся домой.

— Тебе скучно здесь?

— Да.

— Там плохо, Леночка. Грязно, пыльно. Я бы с удовольствием пожил здесь, но отпуск мне дают только в октябре. Придется ехать куда-нибудь на юг.

— Ты возьмешь меня с собой?

— Нельзя. Это курорт. Туда не пускают с детьми.

— Курорт? Тебе хочется пожить личной жизнью?

Отец взглянул на нее почти с испугом:

— Глупости какие ты говоришь. Это, наверное, бабушка.

— Нет, это бабушка одной девочки, про которую я тебе хотела рассказать.

И она рассказала про смерть Зины и как они с Галей ее хоронили.

Слушая ее, Николай Сергеевич чувствовал себя неловко. Он плохо знал свою дочь, она была еще так мала… Но сейчас ему пришло в голову, что, кроме молока, воздуха, солнца и бабушкиных забот, ей, может быть, нужно что-то еще. Он был смущен, испуган даже сложностью ее душевного мира, приоткрывшегося ему на мгновенье. Он был грустен, этот мир, а Николай Сергеевич думал, что ребенок по природе своей весел, живет легко; что бесследно проходят мимо него огорчения и даже большое горе можно утешить игрушкой.

Он вздохнул, потому что нечем было ей помочь. Как сделать ее веселее? Он чувствовал себя перед дочерью несостоятельным. Он не мог дать ей чего-то насущно необходимого. И Николай Сергеевич сделал еще одну попытку вернуться к прежней точке зрения: игрушка, новая кукла. Может быть, она горюет о разбитой кукле.

— Что привезти тебе в следующий раз? Давай купим новую Зину, и она будет лучше прежней.

Леночка покачала головой:

— Разве можно заменить одного человека другим, даже если тот лучше?..

Николай Сергеевич был как в темном лесу. Чаща была кругом, и только одна-единственная была известна ему тропинка, по которой он и пробовал идти, упорствуя:

— Ну, так что же все-таки тебе привезти?

— Скрипочку!

— Игрушечную? Я что-то не видел…

— Маленькую, но настоящую.