Александр Трофимов - Необходимей сердца

Лыжники тонули за густыми от снега ветвями.

В лесу Вова перевел дух. Он без остановки прошел километра два, и хотелось отдохнуть, оглядеть лес. Сошел с лыжни, и лыжи спрятались в рыхлом снегу. Вова сделал еще два шага и прислонился к березе, ее кожица трепетала на ветру.

По лыжне проплыли мужчина и женщина. На спине мужчины в рюкзаке сидел ребенок, девочка, кажется, — глаза испуганные. Потом проехал мужчина, и к поясу были привязаны за веревку санки, а в них — тоже девочка.

Дятел заговорил где-то недалеко, но Вова не нашел его взглядом.

Впереди прыгали воробьи, будто летку-енку танцевали. Присмотрелся Вова к березе, под которой они прыгали, — сидит на нижней ветке снегирь и дрожит от холода. Воробьи развеселились, разогрелись, танцуя, а снегирь все дрожит. «Неужели, — подумал Вова, — замерзнет толстяк из-за своей лени?» Не выдержал снегирь, спрыгнул с ветки и такие коленца стал выделывать! Воробьи даже замерли от удивления, видя, как снегирь пляшет. Наплясался, и улетел, и вернулся с братьями-снегирями: откуда только взялись? Те тоже пустились в пляс — пошла у них работа.

Вова поехал дальше, а шагов через десять оглянулся на снегирей — как будто помидоры на поляне выросли. До чего красны!

С сосны прямо на Вову упал ком снега — как бы дерево приглашало его поиграть в снежки.

Лыжня пошла под уклон, и можно было катиться, только слегка отталкиваясь палками. Показалась гора, которую называли «Лысой». Не росло на ее макушке ни деревца, ни кустика. То ли лыжники поломали, то ли не полюбили деревья этого места.

Парень, на котором была майка с надписью «Ну, погоди!», крикнул всем: «Расступись» — и унесся с отвесной горы, как вода из крана. Вова забоялся сломать лыжи. Но словно кто-то толкнул его в спину, и он рванулся вниз. И ветер свистел в уши: «Вернись, вернись», и хотелось вернуться обратно, но съехал, не упал.

Он шел дальше, мимо коричневых елок, около железнодорожной насыпи. Ему стало жарко, и он расстегнул куртку. До деревеньки Раздоры нужно было подняться на насыпь, перейти стрелки железной дороги, густым лесом одолеть полкилометра. А там он сядет на электричку и вернется домой.

Насыпь уходила далеко вверх, но он поднялся на нее, потому что думал больше о том, как легко ему будет спускаться по другой стороне насыпи.

Лыжня снова взяла в лес. На сосне, такой высокой, что шапка слетела, когда Вова смотрел на вершину, сидела белочка, пушистая как варежка. Но вдруг она испугалась — Вовиного взгляда, что ли? — и спряталась в ветвях, обронив второпях шишку. Вова положил шишку в карман: хорошо будет рассматривать ее вечером, потереться об нее щекой и подумать о путешествии к деревьям.

Жалко, что платформа уже рядом. Лыжня так и уперлась в ступени.

Вова ехал на электричке без билета. Народу было много, билет он взять не успел и с радостью чувствовал, что в кармане лежат дорожные двадцать копеек, и размышлял, как их лучше истратить. Но так и не придумал.

Мысли перебил запах борща. Он знал, что мать приготовила ему борщ со сметаной, представил, как сядет она рядом, положив голову на ладони, и будет смотреть, как он ест. Она положит в тарелку целую ложку сметаны и станет приговаривать: «На хлёбое налегай, на хлёбое». От одной только мысли о горячем борще стало жарко.

Когда он вышел из электрички, то увидел впереди себя Дымова — соседа по парте. Его отец нес две пары лыж, а Павел шел рядом, держа его за руку. Они двигались медленно, наслаждаясь прогулкой.

Лыжи вдруг стали тяжелыми, и Вове захотелось, чтобы кто-нибудь понес и его лыжи.

Дымовы остановились у витрины спортивного магазина, о чем-то разговаривая. Было воскресенье, и магазин не работал.

Вова замер рядом, чтобы Дымовы не обратили на него внимания, но Павел заметил его:

— Привет!

— Привет, — откликнулся Володя и удивился тому, что сказал это с радостью. Отец Дымова с улыбкой кивнул ему. Отец был высокий, и Вова почувствовал себя рядом с ним сильным и уверенным. Что о Пашке говорить!

— Пап, купи мне пластиковые лыжи, они такие легкие и неломкие, — заклянчил Паша.

— Посмотрим, — неопределенно сказал отец. — А твои куда денем?

— Вовке отдадим, — тут же нашелся Павел.

— Хочешь Пашины лыжи? — спросил отец Дымова и снова улыбнулся.

Паша подмигнул товарищу, но Вова представил, как Дымов будет завтра рассказывать в классе, что подарил ему лыжи, и отказался.

— Не хочу, я к своим привык.

Дымов старший посмотрел ему в глаза, Вова увидел, что он точно понял причину отказа, и перевел свой взгляд на витрину.

— Бери! — возбужденно советовал Павел. А лицо у него было такое, словно он что-то потерял.

— Не хочу! — насупившись, будто его хотели бить, ответил Володя.

Он бы взял подарок, если бы никто в классе не узнал об этом. На витрине магазина было много вещей, которые мальчик хотел иметь: финские лыжи, ракетки для настольного тенниса и бадминтона, коньки и особенно олимпийский футбольный мяч, который был у Дымова. Если Дымов уходил домой, а ребята продолжали играть в футбол, то он всегда оставлял мяч Володе, и тот приносил его Павлу после игры.

— Не хочешь — как хочешь, — зло сказал Паша. И они снова двинулись в путь, все трое рядом.

Если навстречу попадались прохожие, Володя отходил назад: втроем они занимали весь тротуар.

Он шел и слушал.

— Пап, — говорил Павел, — ты обещал меня в цирк сводить.

— Ты ведь знаешь, мне некогда. С матерью сходи.

— Я с тобой хочу.

— Хорошо, как-нибудь сходим, я обещаю. — Дымов-старший оглянулся на девушку в расшитой дубленке.

— Приходи к нам мультики смотреть, — пригласил Павел Вову. — В шесть пятнадцать будут показывать.

— Нет, — ответил Володя, сам не зная почему. — У меня есть дело. — Ему хотелось, конечно, посмотреть мультфильмы по цветному телевизору, по черно-белому не так интересно. А про дело он сказал, имея в виду книжку. Сейчас он читал рассказы писателя Чехова. Это интересней мультика. Вчера, после рассказа «Ванька Жуков», он даже заплакал.

— Ты сделал алгебру? — чуть повернув голову назад, спросил Павел.

— Нет, — сутулясь от стыда перед Пашиным отцом, ответил Володя. — Не получилось пока.

— А мы сделали. Правда, пап? — победно сказал Паша.

— Правда. Только кто из нас сделал?

— А мы одно целое, — хитро поглядел сын.

Отец улыбнулся — ему понравился ответ, а Володе захотелось поскорее домой.

— Я тебе завтра списать дам, — пообещал ему Павел. Несколько минут они прошли молча, а потом Павел сказал неожиданное:

— Пап, а Вовка лучше всех в классе сочинения пишет.

— Молодец, — равнодушно ответил отец.

Подошли к Володиному дому. Гребни сугробов исчезли. Дворник рубил сугробы лопатой, и остатки их напоминали куски сахара.