Натан Энгландер - Министерство по особым делам [Литрес]

Густаво посмотрел на Фриду. Она выдержала его взгляд, и он снова повернулся к Лилиан.

– Я тебя не пойму, – сказала Лилиан. – Так не поступают. Не увольняй меня.

Густаво сжал губы.

– Ты уволена, – сказал он.

Фрида вскрикнула – пронзительно, дико. Густаво ушел в кабинет за чеком на выходное пособие – чек он выписал заранее, – достаточно щедрый, а на его взгляд, щедрее некуда. Лилиан не была потрясена. Ей даже вроде полегчало. Теперь можно не отвлекаться на работу.

Ведь все время ей нужно для Пато, нужно вернуть его, а когда он вернется, быть рядом. Если из-за работы она упустит возможность найти его, что толку в этих деньгах? А когда сын будет с ней, ничего другого ей не надо. Просто смотреть на Пато – и она уже не умрет с голоду. И это будет питать ее до конца жизни. Густаво вернулся и отдал Лилиан конверт. Первое, что пришло Лилиан в голову в эту минуту: прямо с утра надо съездить в Министерство юстиции и удалить с бланков ее рабочий номер.

От затхлого запаха, исходившего от стоявших по обе стороны его стула полицейских, деваться было некуда. Они, хотя Кадиш и не думал вставать, положили руки ему на плечи – придавливали к стулу. Это с какой такой стати? Он же не преступник (даже если какие-то законы он и нарушал, сейчас он в полиции не из-за этого). Если он в чем и виноват, то лишь в одном: поднял тут бучу.

Допустим, он ехал в участок с превышением скорости, в участке слишком громко заявлял о своих претензиях, а когда дежурный откликнулся на его просьбу без особого рвения, Кадиш, не долго думая, ворвался в кабинет subcomissario [41] В Аргентине – помощник полицейского инспектора ( исп. ). , потому что уже знал туда дорогу.

Лилиан заразила его своим оптимизмом. В Министерстве юстиции она воспряла духом, поверила: раз булочница дала показания, что видела полицейских, полиции придется это признать. Сам Кадиш не то чтобы воспрял духом, но решил: почему бы не предпринять еще одну попытку. И вызвался съездить в полицейский участок, куда Пато доставили в первый раз.

– Что за манера врываться в участок и скандалить? – сказал офицер, сидевший за столом. – Тут вы не имеете права ничего требовать, и прежде всего, чтобы я вас принял. Я вас помню, – добавил он. – И знаю, кто вы.

– И на том спасибо, – сказал Кадиш. Полицейский слева ткнул его в бок.

– Зачем, – спросил офицер, – вы явились сюда снова?

На тычок и грубость Кадиш даже не обратил внимания – ему, как никогда, требовалось узнать, жив ли сын, поэтому миндальничать он не стал.

– За каким еще хреном человек приходит в полицию? Ясно, что за помощью! За каким еще хреном вы тут сидите?

– Иногда сюда приходят с повинной, – сказал офицер. – Последнее время у людей часто просыпается совесть. Может, и вас совесть мучит? Хотите в чем-то признаться?

– Я пришел спросить, не хотите ли вы облегчить душу, – сказал Кадиш. – Если у вас есть что мне сказать, сейчас самый подходящий случай.

Лицо офицера поскучнело. Он снял очки, положил их рядом с документами Кадиша.

– Едва ли разумно вести разговор в таком тоне. Хотите совершить самоубийство – идите домой и пальните себе в голову.

– А если я умру на этом стуле, меня все равно отгрузят домой и скажут, что я застрелился?

– До отгрузки дело может и не дойти.

Кадиш рванулся было вперед, но полицейские держали его крепко.

– Я знаю, что вы делаете, – сказал Кадиш. – И знаю как.

Офицер взял удостоверение Кадиша.

– Господин Познань, – сказал он, заглянув в удостоверение. – Что вы можете знать?

– Вообще-то я пришел, чтобы вы помогли мне выяснить, где находится мой сын, – сказал Кадиш. – Теперь у меня есть свидетель. Вас видели. Если вы готовы это признать, тогда я замолкаю, как вы и рекомендуете.

– Увы, слишком поздно, – ответил офицер. – Возможность расцеловаться и помириться вы уже упустили.

– Вы арестовали моего сына, – сказал Кадиш. – Потом освободили, отдали его мне, в этом самом участке. Потом пришли ко мне домой и снова его забрали.

– Мы снова его забрали?

– Это неважно, – сказал Кадиш. – Если ваша сотрудница согласится дать показания или если мне дадут страницу из вашего журнала приводов, дело сдвинется, и есть надежда получить habeas corpus . Так что, если вы скажете, как было дело, это нам поможет.

– Вы говорите, что сына отдали вам?

– Да.

– Так какой habeas corpus вам еще нужен? Такой, в котором сказано, что сын у вас? Такой можете выдать себе сами. Если хотите, выпишем его под вашу диктовку.

– Потом вы забрали его снова. Так у вас заведено. Сначала человека отпустить – и тут же зацапать снова. Один из ваших трюков.

– Моих трюков? – удивился офицер. – Но поскольку повторно мы вашего сына не арестовывали, да и в первый раз…

– Арестовывали, – прервал его Кадиш. – Вот что хуже всего. Вы не можете отрицать того, что мне доподлинно известно, факт есть факт.

– А я отрицаю.

– Я даже знаю, как у вас все устроено. Знаю про телефонные книжки, знаю, что вы делаете.

– Что же, интересно, мы делаем?

– Вы используете телефонные книжки и списки студенческих групп – все, что помогает установить связь между людьми. Вы забираете ребят ни за что, вот почему вы их ни в чем не обвиняете, вот почему все держите в тайне. Правительство сошло с ума – оно воюет против связей между людьми. Вы выдумали национальную угрозу. Я в это не верил, но теперь верю. Забираете одного, а потом и остальных, безо всяких оснований.

– С помощью телефонных книжек?

– Да, – сказал Кадиш.

– Оставим теорию, – сказал офицер. – Но я вижу серьезный изъян в вашей логике. Вы считаете, что ваш сын здесь, а не боитесь, что ваш визит может ему дорого стоить?

Прежде чем ответить, Кадиш подумал.

– Не боюсь. И даже не хочу думать, почему не боюсь. И беспокоиться о том, почему я не беспокоюсь, не стану.

– Ваша жалоба имеет отношение к реальности только в одной своей части, и даже это вы поставили с ног на голову. – Офицер встал. Расстегнул мундир, снял его, аккуратно повесил на спинку стула. Достал из ящика картотеки, взяв ее обеими руками, толстую затрепанную телефонную книгу абонентов Буэнос-Айреса. Встал перед Кадишем, и полицейские еще сильнее надавили ему на плечи и отвели его руки за спину.

– Телефонная книга полезна не тем, что в ней написано. – И он высоко поднял книгу, все так же держа ее в обеих руках. – А тем, какие сведения она помогает добыть. – И с этими словами он саданул Кадиша книгой по голове.

В первый миг Кадиш подумал, не сломана ли у него шея, так что он даже обрадовался, что чувствует боль, когда полицейские вцепились ему в руки. Однако за первым ударом последовал второй, еще более болезненный и такой сильный, что Кадиш испугался: уж не лопнули ли у него барабанные перепонки. Кадиш хотел было сказать: хватит, и открыл рот, но получил третий удар и прокусил язык.