Альфонз Беднар - Дом 4, корпус «Б»

— Отчего вы такой молчаливый?

И впрямь глупая случайность, досадная история. Теперь не встанешь, не уйдешь, раз она осталась с ним. Надо бы как-то перед ней оправдаться, чем-то ей возместить, но чем? Сперва коньяком, а потом самим собой? Или как-нибудь по-другому? Кайя ведь не узнает, занимается… готовится к экзаменам… Коньяком — лучше всего.

— Слышите, пан редактор, отчего вы такой молчаливый?

— Простите, что вы сказали? — Балтазар взглянул на маленький, как ему показалось, пикантный шрамик на ее переносице. — Это еще долго протянется!

— Что, простите?

— Я еще долго буду таким молчаливым.

— Думаете?

— Мне кажется…

— Вам это сейчас кстати! Многие вещи тянутся долго. Неужели вы этого не знаете? Даете людям советы, как жить, а сами не знаете, что такие вещи очень затягиваются. Это был в самом деле необычайный совет, который вы мне дали в газете. Смеялась я как ребенок, но то был горестный смех. Смеяться над такими вещами возможно разве что минуту, особенно в таком состоянии, в каком была я. А это действительно приятная случайность, что как раз тут мы и познакомились. Я, право, не ожидала, что после всего того, что со мной приключилось, на мою долю выпадает еще и такая приятность. Когда я поняла, кто, собственно, вы, у меня дух захватило. Думаю, у вас тоже. В самом деле, приятная случайность!

Приятная случайность! — подумал Балтазар. Дурацкая, а не приятная. Но этого же не скажешь, как, впрочем, и того, что он хотел лишь высмеять мелкие и повседневные горести некоей Марии Ремповой, неприметную сыпь на коже человечества. И вот Мария Ремпова здесь, рядом — невероятно! Уж со сколькими такими советчиками и помощниками случалось подобное? Это любому известно, а он забывает!

Мария вдруг рассмеялась, но горьким и коротким смехом, потом, смутившись, поглядела на мраморный стол и на плохо вытертую пепельницу с острыми, неотшлифованными гранями.

Балтазар сидел за мраморным столом, напротив нее, и с каждой минутой его все больше раздражала статья и рубрика «Советуем, помогаем». И это журналистика, да? Самая настоящая подлость.

Обоим показалось, что с их мыслей кто-то вдруг сдернул гремучие шторы шершавой, солнцем и дождем изъеденной и проржавленной жести, словно эти шторы превратились в полосы, в поверхности шершавой бумаги, шершавой уже тогда, когда она вышла из типографии, и ошершавившей еще больше от нескольких строчек ее письма и от множества строк его ответа.

Кофейня шумела.

Мария Ремпова стала рассказывать, что ей не нравится в газете.

Штефан слушал ее и не слушал. Это его касается, в газете он ведет эту неприятную рубрику, после долгих дебатов с коллегами он дал ей не очень удачный заголовок: «Советуем, помогаем», — все состряпал так, на скорую руку. «Чего еще с этим волыниться?» — сказал он, и все с ним согласились. Под разнообразными заголовками: «Как прибавить в весе», «Как похудеть», «Потрескавшиеся руки», «Обветренные губы», «О гнилостных процессах в толстой кишке» и под многими подобными он отвечает с помощью специалистов на такие же, а то еще более разнообразные вопросы весьма разнообразных и весьма разнообразно пострадавших людей, отвечает… но хватит уже! Для ответа на письмо Марии Ремповой специалиста он не нашел, ответил сам, а чтобы и непострадавшие узнали из его рубрики, какая судьба подстерегает их, несчастных, процитировал несколько строк из ее письма, велел набрать их петитом, свой же ответ — жирным шрифтом и для всей статьи придумал заголовок. Еще смеялся над ним. «Семейная жизнь на шаткой плоскости». И думал было, что все решено, все в лучшем виде, такую, мол, дребедень никто не принимает всерьез, и вот вам, пожалте! Привет! Ну и дурацкая случайность!.. «Как мать двоих детей я очень страдаю оттого, что мой муж неожиданно оставил меня. Оставил на самое себя, обрек на неуверенность, нужду, осмеяние и позор. Он безответственно ухаживает за молодой девушкой и ставит под угрозу ее будущее… Мария Р.». Мелко, банально, сентиментально… Вслед за ее строчками он поместил свой ответ, да, было такое…

Мария Ремпова притихла, задумалась. Казалось, вот-вот расплачется, вот-вот… и вдруг рассмеялась. Вытащила из сумочки вырезку из газеты.

Балтазар хотел было вскочить из-за стола, но одумался. Нет, пожалуй, он останется. Выдержит все, отрубит одним махом — и дело с концом!

«В Ваших строках проступает боль, грусть, горе, тоска, возмущение и отчаяние оттого, что к Вам так безжалостно отнесся Ваш муж и что он продолжает вести себя подобным образом, — читала Мария Ремпова вырезку и улыбалась: до чего же приятно слегка помучить такого болвана, как Штефан Балтазар. — Полностью понимаю Вас, ибо Вы человек и мать, и — как явствует из Вашего письма — мать порядочная, честная и в полной мере сознающая свой долг. Но как Вы могли допустить, чтобы Ваш муж совершил проступок, в результате которого Ваша семейная жизнь оказалась на такой шаткой плоскости? Мы не знаем ни Вашего характера, ни характера Вашего мужа, но если то, что Вы пишете, правда, муж Ваш — образец убожества, испорченности, морального падения и полной безответственности. Итак, речь идет о человеке, чье поведение никоим образом не совместимо с добропорядочностью нашего общества. Он не достоин Ваших забот — это мы утверждаем с полной ответственностью. Если, однако, выходки Вашего мужа проистекают из свойств его характера и нет никакой возможности заставить его встать на правильный путь, Вашу совместную жизнь, по-видимому, трудно будет наладить. Но есть дети, которым нужны родители, нужен достойный пример и правильное воспитание — они должны стать полезными членами нашего общества. Любой человек поддается влиянию, и, несомненно, Ваш муж тоже. Попробуйте найти кого-нибудь из близких ему людей, родственников, к мнению которых он прислушивается, — пусть бы они объяснили ему всю низость его поведения и его дурное влияние на духовное развитие и воспитание собственных детей, являющихся как-никак достоянием нашего общества, его надеждой и будущностью. Если он любит своих детей и они дороги ему, он изменит свой распорядок жизни и исправится. А коль скоро даже эти доводы не достигнут желанного успеха, исправление окажется совершенно невозможным и в результате — полный крах совместной жизни. Но разрешите дать Вам один совет: не относитесь к этому чересчур трагично…»

Я же дал ей совет в допустимых пределах! — подумал Балтазар об исполненном долге и о своем тогдашнем отношении к нему. Зачем же она ему докучает? Зачем вообще люди докучают подобными письмами? Он тогда смеялся над своим ответом, смеялся, и когда увидел его напечатанным… А ответ, оказывается, здесь…

— Согласитесь, это был необычайный совет!