Чжан Мэн-лян - Годы бедствий

— Ты даже не хочешь слушать уговоров? Тогда убирайся отсюда! Твои родители не были китайцами!

Чжао Сэнь громко разрыдался. Опасаясь, чтобы он не проболтался об их намерениях, Сяо-ма пригрозил:

— Чжао Сэнь, каждый из нас пойдет своим путем, ни один не будет мешать другому. Если ты скажешь хоть слово Жирному Вану, то мы просто задушим тебя! — И, взяв за руку Ван Шэна, он добавил:

— Теперь нам на него наплевать — пусть уезжает!

Ван Шэн тяжело вздохнул, бросил взгляд на Чжао Сэня и сказал:

— Если бы жив был Дэн Сюн — он обязательно бежал бы вместе с нами.

Два последующих дня прошли в сплошных хлопотах: составлялись списки, готовилась одежда. Обслуживающий персонал тоже целиком был занят подготовкой к отправке воспитанников. Ребята получили новое обмундирование, сапоги, фуражки военного образца. Всем своим видом они теперь напоминали «япошек» — не хватало только оружия.

Сяо-ма и Ван Шэн и днем и ночью обдумывали план побега. Но исправительный дом был словно покрыт железным колпаком. Из него трудно было даже улететь, имея крылья.

От волнения друзья не могли ни есть, ни спать, они тщетно искали выхода.

— Завтра нас уже отвезут на пароход! Сегодня ночью нужно решить — жизнь или смерть! — сказал взволнованный Сяо-ма.

— Другого выхода нет, остается только пробираться через колючую проволоку с электрическим током! — решительно поддержал товарища Ван Шэн.

Они тайком приготовили лестницу, веревки и теперь ждали только ночи, чтобы попытать счастья.

Стояли холодные зимние дни. Все было покрыто толстым слоем снега, громко завывал северный ветер. Ребята с трудом дождались вечера и, улегшись на нарах, притворились спящими. Однако сердца их громко колотились от волнения. Дождавшись, когда все уснули, Сяо-ма тихонько толкнул Ван Шэна. Они осторожно слезли с нар, оделись, взяли веревки, лестницу и тихо вышли из комнаты. На улице свирепствовала метель, ветер обжигал лицо тысячами острых как иглы снежинок. Стиснув зубы, ребята пробрались к уборной. Здесь мальчики осмотрелись. Стена вместе с проволокой возвышалась примерно на два чжана. Они быстро раздвинули лестницу, обвязались веревками и окоченевшими руками приставили лестницу к крыше уборной.

— Лезь ты первым, я подержу! — сказал Ван Шэн.

— Нет, сначала лезь ты, а я буду держать! — возразил Сяо-ма и подсадил Ван Шэна на лестницу.

Когда тот забрался на крышу уборной, полез и Сяо-ма. Сердце его сильно колотилось, он все время оглядывался, не заметил ли их кто-нибудь. Взобравшись на крышу, Сяо-ма вытер холодный пот со лба, крепко сжал руку друга и с печалью в голосе сказал:

— Теперь я полезу первым. Если меня убьет током, то ты не лезь, а придумывай что-нибудь другое!

Они втащили лестницу наверх и приставили ее к стене. Теперь оставалось взобраться по ней и прыгнуть через колючую проволоку. Сяо-ма дрожал от сильного холода, он взобрался на самый верх лестницы и осмотрелся: кругом лежала бескрайняя равнина, покрытая снегом, над которой кое-где выступали какие-то белые предметы: ни дороги, ни крыш домов видно не было. Он посмотрел вниз, и у него захватило дух. Но в глаза невольно полез полощущийся на ветру японский флаг, и Сяо-ма зло стиснул зубы. Неожиданно запел петух, и мальчик понял, что вот-вот наступит рассвет. Он закрыл глаза, с силой оттолкнулся, и очнулся только тогда, когда понял, что лежит в заваленной снегом яме. Снег смягчил удар, и Сяо-ма ушибся совсем не сильно. Он вскочил на ноги и вполголоса позвал:

— Ван Шэн, прыгай! Ничего страшного!

От страха у Ван Шэна закружилась голова, перед глазами поплыли круги, но он сильно оттолкнулся от лестницы. От резкого толчка лестница скользнула по стене, и Ван Шэну не удалось перелететь через проволоку. Зацепившись за нее, тело его повисло, сведенное страшной судорогой.

— Ай-й-я! — вскрикнул Сяо-ма и на какой-то миг потерял сознание. Он тут же пришел в себя и испуганно позвал: — Ван Шэн! Ван Шэн!

Но Ван Шэн не шевелился. Сердце Сяо-ма сжалось, словно от сильного удара. Во дворе уже поднялся шум, послышались крики:

«Убежал человек!», «Током убило человека!», «Быстрее в погоню…»

Сяо-ма бросил последний ненавистный взгляд на стену исправительного дома, с болью посмотрел на повисшее на проволоке мертвое тело друга и бросился бежать.

Снег падал огромными хлопьями. Северный ветер срывал его целыми комьями с крыш и с силой бросал на дорогу — прямо на бегущего Сяо-ма. Сапоги во избежание лишнего шума пришлось оставить в общежитии, и поэтому сейчас снежинки острыми иглами впивались в босые ноги мальчика. Не обращая внимания ни на снег, ни на ветер, прикрыв руками голову, Сяо-ма упрямо двигался вперед. Его тонкая одежда промокла от пота и снега и затвердела, примерзнув к закоченевшему телу. Снег сразу же заметал его следы. «Небо! Вот это снег! — вздохнул, посмотрев вверх, Сяо-ма. — Где бы обогреться немного?»

Так, пробираясь сквозь густую снежную пелену, Сяо-ма вышел из города и полем добрался до какой-то деревушки.

Он знал, что его дядя живет в уезде Цзинхай, но не представлял себе, в каком направлении находится этот уезд, и шел наобум. Рассвело. Промерзший и голодный, он не мог больше сделать ни шагу. Ноги его дрожали, перед глазами плыли темные круги. «Ветер не утихает, снег валит и валит, — думал Сяо-ма, — страшная холодина, да я еще и голоден, поищу-ка я какой-нибудь навес и пережду непогоду, а потом двинусь дальше!» На западной окраине деревни он увидел чей-то сарай с кучей пшеничной соломы и, обрадовавшись, залез в сарай и зарылся в солому.

Метель постепенно прекратилась. Над домами появились дымки — в деревне завтракали. Сяо-ма выбрался из своего убежища, отряхнулся от половы, почистил одежду, протер глаза и решил зайти в деревню.

На первой же улице он увидел сытых, тепло одетых ребятишек, которые весело играли в снегу. При виде этих довольных ребят ему стало больно. Но, приободрившись, он прошел мимо них и постучался в первые же ворота, намереваясь попросить милостыню. За воротами громко залаяла собака, и один из игравших мальчиков бросил в Сяо-ма большим снежком. Он попал ему в голову, и дети весело рассмеялись. Сяо-ма замахнулся на ребят, и те испуганно разбежались.

Сяо-ма знал, что, когда просишь милостыню, свой гнев лучше упрятать далеко в сердце, и двинулся к следующему дому. Там он, с трудом раскрыв рот, попросил:

— Дяденьки и тетеньки, дайте что-нибудь поесть! — Но на его длительные просьбы никто так и не откликнулся.

Так, отбиваясь от собак, Сяо-ма обошел полдеревни, кое-где ему выносили поесть. Повсюду на него лаяли собаки, детишки бросали в него снегом, а он со слезами на глазах шел от дома к дому.