Мо Янь - Лягушки

Стоило тетушке двинуться, как кровь стала сочиться через бинт.

– Ты соображаешь, что делаешь, старая! – разбушевался партсекретарь. – Если с председателем Вань что случится, будешь нести юридическую ответственность!

Увидев, что у тетушки вся нога в крови, теща, видать, струхнула и опять стала бить ладонями по земле и голосить.

– Не пугайся, сестрица Ван, – хмыкнула тетушка. – Даже если я от столбняка помру, тебе отвечать не придется. Хочу поблагодарить тебя, ты своими ножницами помогла мне бремя скинуть, упрочила мои убеждения. – И она обратилась к пришедшим поглазеть зевакам: – А вас прошу довести до сведения Чэнь Би и Ван Дань, что они сами должны явиться ко мне в здравпункт, иначе, – тут тетушка махнула окровавленной рукой, – пусть хоть в могиле мертвеца схоронятся, и оттуда их вытащу!

Дорогой господин Йошихито Сугитани,

Сегодня первый день нового года. Со вчерашнего вечера зарядил снег и идет до сих пор. За окном уже белым-бело, на улице слышен радостный смех детей, высыпавших на снежные забавы. На тополе перед домом трещат две сороки, будто для них это приятный сюрприз.

Прочитал Ваш ответ, и на душе стало тяжело: никак не ожидал, что мое письмо вызовет у Вас серьезную бессонницу и так подорвет здоровье. Очень тронут Вашими соболезнованиями. Вы говорите, что у вас потекли слезы, когда Вы прочитали, что Ван Жэньмэй умерла, а я написал, что когда она умирала, глаза у нее тоже были полны слез. На тетушку я обиды не держу, считаю, что она сделала все правильно, хотя в последние годы она, пожилая уже, часто кается, говорит, у нее руки в крови. Но это история, а в истории смотрят на результат и не обращают внимания на то, какими средствами он достигнут. Как люди смотрят на Великую Китайскую стену, на египетские пирамиды и многие другие великие сооружения, но не видят, сколько под ними слоев белых костей. За прошедшие двадцать с лишним лет китайцы, используя крайние меры, наконец поставили под контроль резкое увеличение численности населения. По сути дела, это вклад не только в развитие самого Китая, но и всего человечества. В конце концов, все мы живем на одной крохотной планете. Природных ресурсов на Земле и так совсем немного, если их израсходовать, они не восполнятся, и с этой точки зрения критика Западом китайской политики планирования рождаемости выглядит не совсем справедливой.

За последние пару лет в наших местах произошли большие изменения. Новыми партийными секретарями становятся люди, не достигшие сорока, доктора, учившиеся в Америке, напористые, целеустремленные. Говорят, дунбэйский Гаоми по обоим берегам Цзяохэ ждет большое развитие. Вокруг грохочет все больше и больше строительной техники огромных размеров. Не пройдет и нескольких лет, как здесь произойдут громадные изменения, так что, возможно, все, виденное Вами в прошлый раз, уже исчезнет. Хороши или плохи в конечном счете эти грядущие перемены – судить не могу.

Посылаю с этим письмом третью часть материалов, касающихся моей тетушки, – мне уже неудобно называть их письмами. Конечно, я могу писать и дальше, к этому побуждает Ваша высокая оценка.

Еще раз почтительно приглашаю Вас в любое удобное время приехать к нам в гости – может быть, нам следует принять Вас как старого друга, без официальных церемоний.

В остальном – мы с супругой вскоре выйдем на пенсию и собираемся вернуться в родные места. В Пекине мы с самого начала чувствуем себя чужаками. Недавно недалеко от Народного театра две женщины, которые якобы «с малых лет росли в пекинских хутунах» [73] Хутуны – старые узкие улочки традиционной застройки. , ругались часа два и еще более укрепили нас в решении вернуться на родину. Там народ, возможно, не так норовит обидеть, как те, что живут в больших городах, может, там и к литературе поближе будет.

Головастик

2004 год, Пекин

Закончив с похоронами Ван Жэньмэй, уладив дела с домашними, я спешно вернулся в часть. Месяц спустя пришла еще одна телеграмма: мать при смерти. С этой телеграммой я пошел к начальству просить об отпуске и одновременно быстро подал рапорт с просьбой о демобилизации.

Вечером после похорон матушки ясно светила луна, заливая двор серебристым блеском. Дочка спала на соломенной циновке под грушевым деревом, отец веером отгонял от нее комаров. На бобовых подпорках звонко стрекотали кузнечики, доносился плеск воды с реки.

– Поискал бы кого, – вздохнул отец. – Дом без женщины не дом.

– Подал уже рапорт с просьбой о демобилизации. Погоди, вернусь, а там поговорим.

– Ведь как славно жили, а тут глазом моргнуть не успел, вон как вышло, – снова вздохнул отец. – И не знаешь, кого винить-то.

– Ну и тетушку винить нельзя, – сказал я. – Никакой ее ошибки нет.

– Я ее и не виню. Это судьба.

– Таких преданных делу людей, как тетушка, уже и нет, а каждую политическую установку государства разве выполнишь?

– Так-то оно так, – согласился отец, – но почему всегда одна она? У меня тоже душа болит, как вспомню, как ее пырнули, кровищи целая лужа. Двоюродная сестренка все-таки, родня.

– Тут уж ничего не поделаешь, – сказал я.

Отец рассказывал, что после того, как теща пырнула тетушку ножницами, рана воспалилась и жар не спадал. Несмотря на это, она возглавила облаву на Ван Дань. Облава не очень подходящее слово, но на деле это облава и была.

Ворота семьи Ван Дань наглухо заперты, изнутри не доносилось ни звука. Тетушка скомандовала взломать замок, и все ворвались во двор. Твоей тетушке, конечно, тайно доложили первой, рассказывал отец. Прихрамывая, она вошла в большую комнату дома и сняла крышку с котла, наполовину полного жидкой каши. Потрогала пальцем – еще теплая. И, презрительно усмехнувшись, крикнула:

– Чэнь Би, Ван Дань, сами выйдете? Или мне вытаскивать вас, как крыс из норки?

В доме было так же тихо. Тетушка указала на шкаф в углу. В нем было полно старой одежды. Тетушка велела одежду вытащить, чтобы показалось дно. Взяв скалку, она несколько раз ударила по дну шкафа, пока не образовалась дыра.

– Эй, «герои партизанской войны», выходите, – проговорила она. – Или мне воды туда налить?

Первой вылезла дочка Ван Дань – Чэнь Эр. Лицо девчушки было в серо-белых полосках, как у маленького злого духа в деревенском храме. Она ничуть не плакала, наоборот, оскалив зубы, с гыканьем смеялась. За ней выбрался Чэнь Би: заросший щетиной, кудрявая голова, сквозь драную майку на груди выглядывают рыжие волосы, вид совсем безрадостный. Этот дылда тут же бухнулся на колени перед тетушкой и принялся отбивать один за другим земные поклоны. Он плакал в голос, и, по словам отца, это всколыхнуло всю деревню.