Мо Янь - Лягушки

– Тетушка, тетушка, родненькая, ради меня, первого ребенка, которого вы приняли, ради Ван Дань, этой невелички, будьте снисходительны, сделайте нам поблажку… Тетушка, моя семья вовеки не забудет вашего великого милосердия…

По словам отца, присутствовавшие при этом говорили, что тетушка аж прослезилась:

– Эх, Чэнь Би, Чэнь Би, разве дело во мне? Будь это мое личное дело, и разговора бы не было: нужна тебе моя рука, и ту могу отрубить!

– Смилуйтесь, тетушка…

Чэнь Эр, девочка сметливая, тоже опустилась на колени и стала кланяться, приговаривая: «Смилуйтесь… Смилуйтесь…» В это время, рассказывал отец, один из собравшихся во дворе зевак, Угуань, разухабисто затянул песню из фильма «Подземная война» [74] « Подземная война » (1965) – один из немногих китайских игровых фильмов 60-х годов. :

Тетушка провела по лицу, и его выражение резко изменилось:

– А ну, хорош, Чэнь Би, давай сюда Ван Дань, быстро!

Чэнь Би подполз к ней на коленях и обхватил за ногу. Чэнь Эр по примеру отца уцепилась за другую.

В это время со двора вновь раздался голос Угуаня:

Тетушка попыталась вырваться, но Чэнь Би с Чэнь Эр повисли на ней мертвой хваткой.

Что-то поняв, она велела тем, кто был с ней:

– Спускайтесь в яму!

Туда спустился ополченец с фонариком в зубах.

Потом полез еще один.

– Никого нет! – донеслось оттуда.

Вне себя от гнева тетушка склонилась в сторону и упала в обморок.

– Вот уж коварный малый этот Чэнь Би! – крякнул отец. – Ведь у него за домом огородик, верно? А в огородике колодец с воротом, и подземный ход туда выходит. Как он сумел проделать такой объем работы, ума не приложу, ведь это столько земли надо было вынуть да куда-то ее девать. Пока Чэнь Би с Чэнь Эр удерживали тетушку, Ван Дань пробралась подземным ходом и выбралась из колодца по веревке на вороте. Непросто ей это далось, – поражался отец. – И сама-то крохотная, и громадный живот торчит, но как-то сумела выкарабкаться.

Пока тетушку вели под руки к колодцу, она сердито пиналась и кричала: «Ну какая же я дура? Ну почему я такая дура? Ведь в свое время в Сихайском госпитале по приказу отца рыли точно такие же подземные ходы!»

После обморока тетушку положили в больницу. Как когда-то у Бэтьюна, у нее началось заражение крови, и она чуть не попрощалась с жизнью. Она была непоколебимо верна компартии, и партия платила ей тем же: говорят, для ее спасения какие только дорогостоящие лекарства не использовали!

В больнице тетушка провела полмесяца и, хотя рана полностью не зажила, сбежала оттуда. Ее мучила одна забота: по ее словам, она ни есть, ни спать не могла, пока ребенок остается в животе у Ван Дань.

– Ну скажи, если чувство ответственности доходит до такой степени, разве она просто человек? Она уже небожитель, злой дух! – вздохнул отец.

Чэнь Би и Чэнь Эр сразу заперли в коммуне. Некоторые утверждали, что их подвешивали и допрашивали с пристрастием, но это вздорные слухи. Ходившие к ним ответственные работники рассказывали, что они всего лишь заперты в отдельной комнате. Там была кровать и тюфяк, а еще термос и две кружки, еду и питье им приносили. Говорят, кормили их, как ответственных работников коммуны – пампушками из белой муки, жидкой пшенной и рисовой кашкой, несколько раз в день. Оба – и отец, и дочь – поправились, раздобрели. Кормили их, конечно, не задарма, деньги требовали. У Чэнь Би было свое дело, и деньги у него водились. По договоренности с банком извлекли все, что у него было на счетах, – тридцать восемь тысяч юаней! Пока тетушка лежала в больнице, в деревню из коммуны прибыла группа по распределению работ и провела общее собрание членов коммуны, где была объявлена политическая установка: все жители, которые могли ходить, обязаны искать Ван Дань. Каждому ежедневно полагалась материальная помощь в размере пяти юаней, которые изымались из тех самых тридцати восьми с лишним тысяч Чэнь Би. Некоторые деревенские пытались отказаться, считая это нечестно нажитым, но и отказаться было нельзя: с тех, кто отказывался, вычитали пять юаней; тут все разом и отправились на поиски. Из семисот с лишним жителей в первый день вышли триста с лишним, вечером им тут же выдали «материальную помощь», за раз было выплачено тысяча восемьсот с лишним юаней. В коммуне еще сказали, что обнаружившего Ван Дань да еще и заставившего ее вернуться ждет вознаграждение в двести юаней; а предоставившего зацепку, как ее найти, – сто. Тут в деревне все словно помешались: кто в ладоши захлопал от радости, кто втайне переживал. Отец сказал, что я знаю тех нескольких, кто действительно хотел заполучить это вознаграждение – две сотни или сотню. Большинство же относилось к этому несерьезно – пройдут по полям вокруг деревни пару кругов, крикнут: «Ван Дань, выходила бы ты! Будешь дальше прятаться, все деньги твоей семьи растратят подчистую!», а потом улизнут работать на свои участки. Вечером, конечно, нужно было идти получать деньги, не пойдешь получать – будешь оштрафован.

– Так и не нашли? – спросил я.

– А где искать-то? – хмыкнул отец. – Видать, в далекие края улетела птичка.

– Но она же такая крохотуля, шажок всего на пару пядей, да еще с таким большим животом, далеко ли сможет убежать? – засомневался я. – Думаю, она где-то в деревне. – И добавил шепотом: – Как пить дать, в доме матери прячется.

– Разве тебе напоминать надо? В коммуне одни интриганы и пакостники, им только дай, они из страха, что Ван Дань может в топке кана прятаться, всю землю вокруг дома Ван Цзяо на три чи перекопают, да и сам кан разломают. Думаю, в деревне нет таких, кто осмелился бы взять на себя такую ответственность: не донесешь о том, кто скрывается, оштрафуют на три тысячи.

– А не может быть, что сразу не додумались? В реке, в колодцах разве не искали?

– Ты эту девчушку недооцениваешь! У нее смекалки больше, чем у всех в деревне вместе взятых; да и сила духа у нее выше, чем у громилы в семь чи ростом.

И в самом деле так, я вспомнил это трогательно красивое личико Ван Дань и как на этом личике появляется то лукавое, то упрямое выражение и с тревогой проговорил:

– Но ведь она уже на седьмом месяце?

– Вот почему твоя тетушка и переживает! Как она выражается, пока не вышло из «котла» – это просто кусок мяса, надо резать, так режь, аборт, так аборт; а как вышло из «котла» – это уже человек, пусть без рук без ног, все равно человек, а человек подпадает под правовую защиту государства.