Мо Янь - Лягушки

– Папа, а что там в урне?

Я не мог ничего сказать в ответ, слезы текли по небритому лицу.

– Папа, а моя мама? Моя мама куда пошла?

– Твоя мама поехала в Пекин… – выдавил из себя я. – Через пару дней и мы туда за ней поедем…

– А дедушка с бабушкой тоже поедут?

– Поедут, все поедут.

Во дворе отец с матерью распиливали ивовую доску, отец стоя, матушка сидя, вниз вверх, туда сюда, пила звенела, в солнечном свете разлетались опилки.

Я знал, что отец с матерью пилят, чтобы сделать Ван Жэньмэй гробик. У нас там уже проводили кремацию, но власти не назначили даже места, где размещать урны с прахом, и народ их все же захоранивал и устраивал могилки. Те, кто побогаче, делали гробики, высыпали в них прах, а урны разбивали; те, что победнее, хоронили урны.

Вижу, как стоит, свесив голову, тетушка. Вижу горестные лица отца с матерью, вижу, как они механически повторяют одни и те же движения. Вижу, что вместе с тетушкой пришли секретарь парткома, Львенок и еще трое ответственных работников коммуны, к оголовку колодца они составили цветастые коробки с пирожными. Рядом с коробками положен еще и влажный кулек из рогожи, от которого пахнет соленой рыбой, и я понимаю, что это она и есть.

– Вот уж не думал, что такое случится, – начал партсекретарь. – Тут приезжала с экспертизой группа специалистов из уездной больницы, председатель Вань и ее коллеги все делали как надо, не допустили ни одной ошибки, мероприятия по неотложной помощи тоже проведены надлежащим образом, доктор Вань отдала ей шестьсот кубиков собственной крови. В связи с этим мы выражаем свое глубокое сожаление, глубокую скорбь…

– У тебя что, глаз нету? – вдруг вспылил отец. – Черная метка где? Не видишь, что ли, пила в сторону ушла на полцуня, куда это годится?

Матушка встала и с рыданиями пошла в дом.

Отец отбросил пилу, сгорбившись, подошел к бочке и, зачерпнув черпаком воды, полил себе на шею. Холодная вода потекла ему на подбородок, с шеи на грудь, смешавшись с золотистыми опилками. Напившись, он вернулся назад, поднял пилу и принялся яростно пилить один.

Партсекретарь и ответственные работники вошли в дом и трижды склонились в глубоком поклоне перед урной с прахом Ван Жэньмэй.

Один положил на очаг конверт из толстой оберточной бумаги.

– Товарищ Вань Цзу, – сказал партсекретарь, – мы понимаем, что никакими деньгами не возместить огромную утрату, которую понесла ваша семья в результате этого несчастного случая, примите эти пять тысяч юаней как выражение наших чувств.

Человек, похожий на секретаря, добавил:

– Государство выделило три тысячи, остальные две – от секретаря У и еще нескольких руководителей коммуны.

– Заберите, – сказал я. – Пожалуйста, заберите, нам не нужно.

– Мы понимаем ваши чувства, – печально произнес партсекретарь. – Мертвых не воскресишь, а живым нужно продолжать революционную борьбу. Звонила председатель Ян из Пекина, во-первых, она шлет соболезнования в связи со смертью товарища Ван, во-вторых, выражает сочувствие родственникам усопшей, а в-третьих, просила меня сообщить тебе, что твой отпуск продлен на полмесяца, закончишь хлопоты с похоронами, уладишь дела дома и возвращайся.

– Спасибо, – поблагодарил я. – Вы можете идти.

Партсекретарь и иже с ним еще раз низко поклонились урне с прахом и полусогнувшись вышли из дома.

Я смотрел на их ноги, на толстые и тощие задницы, и из глаз снова потекли слезы.

Из переулка послышались женские причитания и мужская ругань, и я понял, что пришли тесть с тещей.

Тесть, держа в руках деревянные вилы, которыми провеивают зерно или ворошат сено, кричал:

– Сейчас вы мне, ублюдки, за дочь мою заплатите!

Теща размахивала руками, перебирая маленькими ножками, словно хотела наброситься на мою тетушку, но сама споткнулась и упала первой. Сидя на земле, она колотила по ней ладонями и голосила:

– Бедная моя доченька… Как же ты так ушла… Покинула нас, и как же нам дальше жить…

К ним подошел партсекретарь коммуны:

– Дядюшка, тетушка, мы как раз собирались к вам домой, это такое несчастье, мы тоже переживаем всей душой…

Тесть воткнул вилы в землю и заорал во всю мочь:

– Вань Сяо Пао, мерзавец этакий, а ну выходи!

С дочкой на руках я вышел к нему. Дочка крепко ухватила меня за шею и уткнулась личиком мне в щеку.

– Батюшка… – Я остановился перед ним. – Ну, казните меня…

Тесть высоко занес вилы, но руки его застыли в воздухе. На седой бороде я заметил капельки слез. Ноги у него подкосились, и он рухнул на колени.

– Милостивый в величии своем сущий… – Отбросив вилы, тесть взмолился со всхлипами: – Великий сущий, что живее всех живых, пусть он так же принесет вам беду… Зло ведь творите… Неужто не страшитесь кары небесной…

Подошла тетушка, она встала между тестем и тещей и, уронив голову, заговорила:

– Братец и сестрица Ван, в этом деле вины Пао нет, меня вините. – Тетушка вскинула голову. – Можете обвинять в недостаточном чувстве ответственности, в том, что вовремя не проверила установку спирали у женщины детородного возраста, в том, что мне в голову не пришло, что этот негодяй Юань Сай владеет техникой ее удаления, в том, что я не отправила Жэньмэй на операцию в уездную больницу. Теперь же, – тетушка глянула на партсекретаря коммуны, – я жду решения руководства.

– Выводы уже сделаны, дядюшка и тетушка, – сказал партсекретарь, – мы, как вернемся, обсудим вопрос оказания вам двоим материальной помощи, но вины доктора Вань здесь нет. Это чистая случайность, которую определило состояние здоровья вашей дочери, и даже если бы ее отправили на операцию в уездную больницу, результат был бы тот же. Кроме того, – громко провозгласил он, обращаясь к столпившимся во дворе и в переулке, – планирование рождаемости – это основной политический курс государства, а курс ни в коем случае нельзя менять из-за того, что произошло по случайности. Допустившие незаконную беременность должны автоматически идти на аборт; те, кто планирует незаконную беременность, нарушают политику планирования рождаемости и понесут суровое наказание!

– Тебе тоже от меня достанется! – С этим безумным воплем теща вытащила из-за пазухи ножницы и всадила в ногу тетушке.

Тетушка зажала рану рукой. Меж пальцев текла кровь.

К теще бросились двое ответственных работников, уложили ее на землю и вырвали из рук ножницы.

Рядом с тетушкой опустилась на колени Львенок, открыла аптечку, вынула бинт и принялась крепко перевязывать рану.

– Быстро позвоните и вызовите «Скорую»! – велел партсекретарь.

– Не нужно! – сказала тетушка. – Я, сестрица Ван, отдала твоей дочери шестьсот кубиков крови. А теперь, когда ты меня ткнула ножницами, наш кровный должок кровью и смыт.