Лера Манович - Первый и другие рассказы

Майка прилипла к телу. Я в последний раз щелкнул enter и пошел в ванную, чтоб освежиться.

От горячей воды знобило. Я закрыл глаза и нырнул. Загадочно гудела канализация, слышались стеклянные, далекие шумы. Как будто из других миров. В детстве я любил слушать эти звуки. Панельное чрево дома шевелило кишками, пищало голосами — лилипутскими и басовыми, вздрагивало эхом.

Как-то наш сосед по даче катал меня на моторной лодке. Мне было лет тринадцать. Теплый ветер дул в лицо. Помню, тогда я загадал, что хотел бы лет через пять мчаться вот так же в лодке рядом с любимой женщиной. Лодка проржавела. Женщины были недостаточно любимые. Я вынырнул. Спустил воду. Голова была налита чугуном. Длинные мокрые патлы болтались по плечам. Вода уходила, и спина стала замерзать. Я дотянулся до полки, взял фен и стал сушить волосы.

Закрыв глаза, я мчался по реке. Синие стрекозы проносились мимо, шурша сухими крыльями. Круглые листья кувшинок покачивались в затонах. Рядом со мной была она. Я её не видел, но точно знал, что она рядом. Её маленькая рука с красными ногтями дотронулась до моего члена. Я вздрогнул и уронил фен.

Две первокурсницы топтались у металлического стола.

— Блин, сколько ему лет-то?

— Лет восемнадцать.

— Такой красивый.

— Его током убило.

— Электрик, что ли?

— Не. Фен в ванную уронил.

— Самоубийца? Вот придурок.

— Ты б такому дала?

— Мертвому?

— Дура, что ли? Живому.

— А чо — он красивый.

— Слушай, а я слышала, что когда током мужика убивает, у него несколько часов потом стоит.

— Да лан.

— Серьезно.

Вторая осторожно приподняла простыню в середине. Присвистнула.

— Во дурак!

— Ага.

— Жил бы и радовался.

— Ага...

...

— Хочешь потрогать?

— Ты дура?!!

— А чо такого? Мы же врачи.

— Перчатки надень.

— Да зачем.

Я не мог видеть, но отвечаю — маленькая рука с красными ногтями потрогала мой член!

На самом деле я много стихов знаю. Мне мама читала в детстве, у меня память отличная. Вот этот, например: «Недаром на каменных плитах, где милый ботинок ступал, «хорошая девочка Лида» в отчаяньи он написал». Там можно любое имя подставить. Её, например. И тогда бы она меня не выставила. А рассмеялась бы своим звонким смехом. И мы были бы счастливы, офигенно счастливы. А Хэмингуэй — великий американский писатель, а не негр. Как будто я не знаю. Эрнест зовут... А как её звали? Черт, совсем не могу вспомнить, как её звали. Лучше, чтоб из двух слогов. Потому что Лида из двух слогов. А Виталик тупой мудак.

Мужчина в кожаном пиджаке долго ходил по квартире, подозрительно заглядывая во все углы. Казалось, искал кого-то. Наконец, ощупав газовые трубы на кухне, мужчина уставился в окно, сохраняя все то же непроницаемое выражение лица.

— Вид отличный, — сказала Женя, чиркнув зажигалкой. — Весь горизонт. В праздник сразу пять разных салютов смотреть можно.

— Я равнодушен к салютам, — мужчина качнулся на каблуках, недовольно втянул носом воздух.

— А лес? — Женя посмотрела на пестрые макушки осенних деревьев, которые, как море, волновались на ветру. Макс говорил: «море леса».

— Какой же это лес? Это скорее парк.. Хотя деревья — это хорошо, — мужчина еще раз недовольно вдохнул дым от Жениной сигареты. — Тем более, что район у вас экологически неблагоприятный.

Женя подошла к плите, поставила чайник.

— Пять триста, — сказал мужчина.

— Нет, — Женя качнула головой. — В этой квартире прошло моё детство.

— Ваше детство еще не прошло, — пошутил мужчина. — Девушка, это всё ценно только для вас. Квартира требует капитального ремонта.

— Зато дом кирпичный.

— У вас последний этаж.

— И что?

— Крыша, — мужчина поднял палец. — Она течет.

— Как хотите.

— Вы не уступите?

— Нет.

— Пять четыреста.

— Я писала в объявлении — пять шестьсот.

— Девушка, это рынок.

— Как хотите.

— Господи! — мужчина быстрым шагом прошелся по кухне. — Да у вас плесень все стены съела, откуда такая гордость? Тут всё засрано — за год не отчистишь! Что за сумасшедшая старуха тут жила?!

Женя подошла к мужчине. Они были почти одного роста. Приблизила губы к его уху. Мужчина, растерянно улыбнувшись, потянулся к ней.

— Катитесь отсюда, — тихо сказала Женя.

— Что?

— Пошел вон, козел, — повторила Женя с той же улыбкой.

Чайник кипел, заливая плиту.

Набросив халат, Женя бежала по коридору больницы. Навстречу шел врач.

— Что с Максом?! — почти выкрикнула она.

— В палате уже... Ночью было ухудшение, возили в интенсивку... Хотел с вами поговорить...

— Да, помню, — Женя полезла в сумку. — Вот, за прошлую неделю.

— Я не о деньгах, — сказал врач.

Оглянулся на дверь палаты. Взял её за локоть.

— Видите ли... дорогостоящее лечение, которое вы готовы оплачивать... не уверен, что в этом есть смысл.

Женя с машинальным отвращением смотрела, как двигается крупный кадык на его шее:

— Для меня смысл есть. Простите, мне надо идти.

— Привет, Макс, — она улыбнулась, заходя в палату.

Он тяжело раскрыл глаза. Улыбнулся в ответ.

— Привет, Девочка.

— Прости, я опоздала.

— Ничего, я сам опоздал.

Он неловко подмигнул. Она подошла. Села на край постели. Он виновато растянул рот в буратиньей улыбке. На бескровном лице светились глаза. Она провела рукой по его лысой голове.

— Тебе идет. Почему раньше так не носил?

— Боялся, что ты не выдержишь такой красоты.

— Я все выдержу, — сказала она.

— Ты крутая телка, — сказал он. — Что хочешь на Новый год? Ну, кроме секса, разумеется.

— Вот дурак! — она хлюпнула носом.

Он долго и жадно рассматривал её:

— Похудела. А чего ты на работу не пошла?

— Щас пойду. Проспала.

— Хм, — он понимающе сощурился. — Романы крутишь?

— Разумеется. Задолбалась тебя ждать.

Он беззвучно хохотнул.

— Диски принесла?

— Черт! — она хлопнула себя по лбу. — Завтра принесу.

— Ладно.

— Что-нибудь еще надо?

— Не-а.

— Может, апельсины там... бананы?

— Я похож на африканского слона?

— Ты? Нет.

— А кто похож? Он похож?

— Ты о чем?

— Да, шучу. Лан, иди. Мне на процедуры скоро.

Она встала.

— Стой, — сказал он.

— Чего?

— Задницу покажь.

На соседней кровати лежал тощий человек с желтым лицом, уставившись в пространство перед собой.

— Пусть и Димка посмотрит, не жадничай. Это он с виду как пацан — ему восемнадцать уже.

— Прекрати кривляться, — она взяла со стула сумку. — Завтра раньше приду. Ты только на телефон отвечай, я чуть с ума не сошла.

— Не волнуйся, тут все медсестры страшные.

Она потянулась к его губам. Он подставил щеку.