Лера Манович - Первый и другие рассказы

Потом, когда у матери инсульт случился, именно Виталик помогал загружать её в машину. Мать не могла говорить, но, мне казалось, косилась на него с ненавистью. Матери уже нет. А Виталик — вот он, есть.

Ну, короче, выпили мы и стали лазить в Одноклассниках. Точнее, Виталик лазил. Он любит — сядет как царь, щелкает фотки и говорит:

— Этой бы я вдул. Это нет. Этой бы вдул..

Как будто все они согласны.

В этот раз у него было паршивое настроение. Он пил водку с соком, щелкал мышкой и бубнил:

— Жаба. Жаба. Фу, жаба. Фу-у.

Вдруг замолчал. Потом говорит:

— А этой бы вдул! Зазырь!

Оборачиваюсь — а там она! Блин, я не знаю по какой теории вероятности он на неё попал! Я её месяц в сети искал — и бесполезно. Короче — там она.

А Виталик сидит и так противно возит курсором по её лицу:

— Бля, посмотри. Вот это рот! И морда умная. Я тупых не люблю. А эта красивая, и морда умная.

— У нее отец профессор, — сказал я.

— Чо? — Виталик развернулся на кресле и уставился на меня. — Ты чо, ей вдул?

— Да пошел ты!

— Не дала? — он загоготал.

— Иди на хер, — сказал я.

— Ну-ка, ну-ка, ща еще фотки позырим, — сказал он. — Вау! Она еще и на флейте играет! Менуэт!

Обернулся:

— Чо, детка, сыграла она на твоей флейте менуэт, а?

Ну, тут на меня нашло. Я подскочил и ударил его в плечо. Колесико с хрустом отвалилось от кресла. Стул перекосило. Я уперся в спинку и опрокинул Виталика на пол. Он гулко стукнулся затылком о паркет.

— Вообще придурок?!

— Иди домой на хер!

— Да уж пойду, — он тяжело встал. — А ты лузер.

Подошел к столу, слил в стакан последнюю водку. Выпил. Постоял, глядя в окно. Видно было, что уходить ему неохота.

— Ты её любишь, чо ль?

— Иди ты!

— На фиг она тебе? Профессорская дочка.

— Я сейчас тебе вломлю!

Он почесал затылок.

— Чо делать будешь?

— К экзамену готовиться.

Он заржал.

— Ну-ну.

Постоял.

— Ладно. Пойду. Все равно водка кончилась.

Не знаю, можно ли любить человека, которого знаешь один день. Мать говорила, что это не любовь. Влюбленность. Не знаю. Какой-то сраный один день. Даже не неделя. Взять его и выкинуть. И вдруг понимаешь, что тогда не останется ничего. Вот бывает такое — что как будто всё предыдущее было ради этого дня. И если их выкинуть — то не остается ничего.

Виталик тогда завис у какой-то бабы на квартире. У нее муж уехал в командировку. И у них наступил медовый месяц. Не звонил даже. Видно, затянуло. Вообще, Виталик трепло. Мне иногда кажется, у него все эти романы, чтоб только потом попиздеть. Что он даже из кровати раньше выскакивает, так ему не терпится побежать скорее и все растрепать. Но тут он пропал.

Я шатался по Москве. У кинотеатра на Арбате кто-то тронул меня за плечо.

— В кино хотите? Бесплатно. Билет пропадает.

Там какой-то сраный кинофестиваль был. На крутые фильмы билеты фиг достаешь. А это, видно, лажа какая-то. Бразильская. На улице было жарко.

— Хер с ним, — думаю. — Посижу в прохладе.

В зале людей мало было. Фильм сначала ничего такой, как мужика без головы нашли и не могут опознать. А голову какой-то другой хрен нашел и в холодильнике у себя держит. И там мать этого, который пропал, все время готовит к обеду гаспачо. Суп такой. Каждые пятнадцать минут они жрут гаспачо. Мне тоже жрать захотелось. Пойду, думаю, домой. Пельмени сварю. И я стал пробираться к выходу. А там она. Коленки подобрала, чтоб я прошел. И — хруст! На туфли её наступил. Она, когда фильм смотрела — туфли сняла. Короче, каблук отвалился. И она так улыбнулась и говорит:

— Вы искалечили мои туфли.

На «вы».

Я говорю:

— Извините. Я починю.

А она:

— Я хочу фильм досмотреть.

Я говорю:

— Как хотите.

И сел рядом. Не знаю, откуда такая наглость у меня взялась.

Потом она в Шоколаднице сидела, а я бегал с её туфлёй по этому долбаному Арбату и искал мастерскую. Чертово место — негде туфли починить. Зашел в киоск, купил клей и сам каблук приклеил. Вернулся с туфлей. Она смеется.

— Ты как принц из Золушки.

На «ты» уже. Классная. Простая, хоть и отец профессор. Не то что наши, все на сложных щщах. Провожать её пошел. Она прямо в подъезде меня поцеловала. Сама. Я даже растерялся. Стою как дурак. Она смеется. Потом говорит:

— Мои на даче. Зайдешь?

— Ладно, — говорю. Сам офигеваю.

Зашел. Разуваюсь и радуюсь, что с утра новые кроссовки надел. Старые внутри такие, что сквозь землю провалиться. Вот, думаю, хоть раз пруха.

Квартира огромная. Куча книг. Портреты какие-то по стенам.

— Это твой отец? — говорю. Она ржет.

— Это Хем.

— Негр что ли?

Ржет.

В общем, она сама начала. Я даже сообразить ничего не успел. Меня от вина на голодный желудок быстро развезло. Смотрю — брюки расстегнула. Руки её помню. Пальцы заостренные с красными ногтями. Я красивее рук не видел. Вот правда. Не знаю, что в них такого, но у меня от одних рук бы встало. Но она вообще вся красивая. Глаза подняла и смотрит.

И вот тут, блин, не знаю что на меня нашло. Как будто долбаный Виталькин голос заговорил в голове. «Чувак. Это решающий момент. Либо ты сейчас делаешь так, чтоб у нее снесло крышу, либо ты эту девочку больше не увидишь. Запомни — самые тонкие, самые фифочки — самые сучки. Это по Фрейду. У них в башке такое! Их стихами не проймешь. Их подчинить надо. Вот у меня одна библиотекарша была...» В общем, мне очень надо было её подчинить. Сразу. Это был вопрос жизни и смерти. Я поставил стакан, крепко так взял её за плечи и на ухо ей шепчу:

— Хочешь меня, сука?

Она вначале не расслышала, переспросила:

— Что?

Ну, я уже землю потерял. Повторил. Даже не повторил. Круче загнул.

И вдруг она встала и весело так сказала:

— Пошел вон!

Я даже сначала не понял.

— Чо? — говорю.

А она все так же, с улыбкой:

— Пошел вон, быдло.

Я что-то лепетать начал, а она:

— Я сейчас охрану вызову...

У меня и другие романы были не длинные. Но этот был самый короткий.

Я выпил еще томатного сока. Глядя на её фотографию, расстегнул ремень. Она смотрела на меня, улыбалась и как будто говорила: пошел вон, быдло. Нет. Она говорила: я хочу тебя, прекрасное быдло!

Виталик забыл закрыть свою чертову страницу. Я сел и открыл его переписку. Этот долбаный мудак писал девушкам тонкие и романтичные письма, слал открытки с котиками и даже стихи! Что-то ударило мне в голову. Я сел, и пальцы сами забегали по клавишам. Я не стеснялся в выражениях. Я, точнее Виталик, имел этих чертовых шлюх без стеснения, во всех позах, они хрипели и захлебывались в сперме. Я ждал, что кто-то ответит. Переспросит: «Что?!». Мне хотелось поговорить. Но никто не отвечал. Девки лыбились с фотографий в обрамлении веселеньких рамочек и сраных цветочков. Казалось, я оскорблял могилы.