Лера Манович - Первый и другие рассказы

— Куда ты грязную-то?!

— А я грязную хочу! Она вкуснее!

Свекровь внимательно посмотрела на Женю.

— Ты не переживай, вернется. Побесится и вернется. Я его знаю — завтра уже приедет.

— А я не переживаю, — сказала Женя, сунула в рот еще ягоду. — Какая ж она плохая?! Она ж как мед сладкая!

Свекровь еще раз внимательно посмотрела на Женю.

— Ты, часом, не беременная?

Женя усмехнулась, покачала головой. В дверях оглянулась. Свекровь вдруг сжалась под этим взглядом, чего никогда раньше не случалось, и, склонившись над ведром, торопливо и неловко принялась перебирать ягоду.

Он съел последний ролл и долго пытался собрать палочками оранжевые комочки слипшихся икринок. Официант принес и поставил на стол чайник из темного чугуна. Две темно-зеленые пиалы.

Она сказала:

— Не люблю пить из темной посуды. Цвета не видно. И вкуса будто не чувствуешь.

Тронула чайник. Отдернула руку.

— Горячий.

Посмотрела на свои ногти. Один смазан — утром красила, спешила.

За окном падал мелкий снег.

— Надо же, скоро Новый год, — сказала она.

— Да, — сказал он, наливая чай.

Она взяла щипчики и бросила в пиалу два коричневых кусочка сахара. Перемешала. Он посмотрел на часы:

— Тебе в институт к трем?

— Да. Но могу и задержаться, — она улыбнулась.

— Маш, — сказал он.

— Что?

— Маш, мы больше не будем встречаться.

Улыбка медленно гасла.

Он встал. Положил деньги на стол.

— Попроси счет, мне надо идти.

Намотал на шею ярко-алый шарф. Потом, что-то вспомнив, полез в карман.

— Чуть не забыл. Это тебе.

Он держал в руке носатого снеговика из папье-маше в шарфе и вязаной шапке:

— Помнишь, тебе понравился?

Она взяла его в руки. Кукольное лицо смотрело весело.

— Да. Смешной, — сказала она.

Он улыбнулся с облегчением. Наклонился, поцеловал её в щеку.

— Побегу. Спишемся.

— Да.

Она видела в окно, как он вышел, пошел своим стремительным шагом к машине. Невысокий, немолодой человек в алом шарфе. Человек, которого она любила.

Официант принес счет. Она долго не могла сообразить, сколько положить. Сунула все, что он оставил. Схватила сумку и, накинув пальто, пошла к выходу, чувствуя как подступают слёзы.

В дверях её догнал официант:

— Вы забыли.

Протянул снеговика.

Когда она пришла на кафедру, празднование уже началось. Виктор, преподаватель зарубежки, увидев её, засуетился: принес стул, помог снять пальто.

Яков Аронович, полный обаятельный профессор, шутливо погрозил Маше пальцем:

— Машенька, запомните — молодые специалисты не должны опаздывать на внеклассные мероприятия!

Маша тоскливо улыбнулась, села.

— Налейте девушке! — ей протянули стаканчик с шампанским.

— Ну что, кто тост говорит? Пусть теперь женщины скажут. Маш?

Маша замотала головой.

— Давайте я скажу! — Лариса, веселая полная женщина с глубоким декольте подняла руку. — В сети поймала. Уникальный образец народного творчества. Звучит так. — Она подняла указательный палец, вспоминая:

— Красивыми мы были и остались, И дело не в изгибе наших тел, Пусть плачут те, кому мы не достались, Пусть сдохнут те, кто нас не захотел! По-моему, шедевр!

— Однако, опасный тост, — Виктор Иванович засмеялся, глянул на Машу.

Лариса поднесла зажигалку к машиной сигарете:

— Я те говорила. Женатый мужик. Теперь сиди все праздники одна.

— Мы расстались.

Лариса удивленно приоткрыла рот:

— Че сказал?

— Да ничего. Вот, — Маша полезла в сумочку. — Подарил.

Лариса стряхнула пепел в пластмассовое ведро, прищурившись уставилась на снеговика.

— Машк, тебе в страховой работать надо. У тебя талант находить катастрофические варианты... Заметь — нормальных ты сразу отметаешь.

— Например?

— Например, Виктор. Свободен. Москвич.

— У него тексты бездарные.

Лариса затушила окурок об стену. Наклонилась к Маше, взяла за рукав:

— Анекдот одесский знаешь? «Бася, вы выдаете вашу Сонечку за Гришу? Он же хромает! — Тю, я вас-таки умоляю! Он хромает только когда ходит!» — Лариса хрипло засмеялась. — Присмотрись! Нормальный парень. Ну, без интеллигентского надлома. Зато руки на месте. Он мне счетчик менял. Раз-два — и готово!

Маша покрутила в руках снеговика:

— А с этим что делать?

Когда они вернулись, мужской спор был в разгаре.

— Ну вот что Маяковский в этой Брик нашёл? Некрасивая ведь совсем женщина! И характер ужасный.

— Femme fatale.

— Я вас умоляю, — Виктор оглянулся на вошедших. — Вот Маша — это я понимаю. И фам, и фаталь.

— Витя, Маша безусловно прекрасна, — сказал Яков Аронович. — А вот вы рассуждаете как обыватель.

— А вы её письма к Маяковскому читали? Натуральная Эллочка-людоедочка! Нет, не понимаю.

— Витя, — сказал Яков Аронович, прищурив усталые глаза. — И хорошо, что не понимаете. И не надо вам. Он посмотрел на женщин:

— Да Бог с ними, с этими Бриками. Давайте за наших женщин выпьем!

Маша пила шампанское, мартини, водку. Опять шампанское. Чувствовала, что развозит. Зато в голове отпускало. Виктор не отходил ни на шаг. Подливал, подкладывал, подавал.

Досидели допоздна.

Лариса, уже в шубе и пушистой меховой шапке, всё поглядывала на Машу и Виктора. Уходя с Яковом Ароновичем (они уже лет семь уходили только вместе), бодро подмигнула Маше.

Виктор и Маша вышли последними, побрели к метро. Было очевидно, что он пойдет провожать. Она хотела сразу отказаться, но после выпитого подташнивало. Она молчала. Он спросил:

— Тебе на зеленую?

Она кивнула.

— А станция какая?

— Красногвардейская.

— У-у, далеко. Сейчас в метро убийство.

Она опять кивнула.

— Может, машину поймаю?

Она равнодушно пожала плечами.

В салоне было накурено. За окном поползли деревья в праздничной иллюминации, пешеходы, дома. Виктор по-хозяйски положил руку на сидение за её спиной. У него был гладко выбритый подбородок с волевой ямкой. Машина резко повернула, Машу качнуло. Он с улыбкой приобнял её. Она почувствовала сладковатый запах парфюма, увидела совсем близко эту ямку с темными щетинками, улыбающиеся губы и почувствовала, что сейчас её вырвет. Замахала руками. Машина остановилась.

На воздухе сразу стало лучше. Места были знакомые — две или три остановки до дома. Виктор отпустил такси:

— Ну что, пойдем?

— Витя.

— Да.

— Иди домой.

— Я тебя не отпущу в таком состоянии, — со злостью человека, теряющего надежду, сказал он.

— Всё нормально. Иди.

— Я провожу.

— Не надо.

Он улыбнулся нехорошей улыбкой:

— Я провожу.

— Меня ждут, — пискнула Маша.

— Никто тебя не ждет! — он крепко и бесцеремонно взял её под локоть.

Она вырвалась. Виктор поймал её, прижал к себе и попытался поцеловать. Маша с силой оттолкнула его. Шапка съехала набок.