Владимир Пресняков - Изображая жертву

— Отец с вами спал?

— Нет, он в своей комнате спал.

— Я это и спрашиваю. Дальше.

— Дальше, я не помню, как всё, поймал машину, приехал, охраннику прикладом дал, забежал сюда, Стася уже до трусиков дошла...

— Так, и?..

— Снимать стала, а они у неё в каблуках спутались...

При этих словах Горилкин зарыдал.

— Ну, ну. — Капитан вдруг как-то подобрел и спросил Горилкина в другой тональности. — Тебя как зовут?

— Гори-и-и-л-кин...

— Имя твоё как?

— Л-е-е-в...

«Сейчас скажет, лев — царь зверей, — подумал Валя. — Если бы Горилкина звали Валя, что бы он ему тогда сказал?»

— Ну, лев — это царь зверей, а вы плачете... нехорошо царю плакать! Значит, плавочки в каблуках спутались, да?

— Да-а-а...

— Ну-ка, Валя, вставай, — скомандовал капитан.

Валя вышел из-за стола «Новостей», встал в эпицентре. Все камеры нацелились на него. «Теперь я попал между двух треугольников, — подумал Валя. — Наверное, это самое плохое, по Пифагору».

— Раздеваться?

— Что?

Щёголь привстал, впервые с интересом оглядел всё Валино тело.

— Жертва трусы снимала, запнулась, мне снимать? — переспросил капитана Валя.

Все услышали, как Люда и ещё пара операторов начали работать камерой на приближение фокуса. Капитан уткнул голову вниз и молчал. Вдруг он вскочил, уцепился в обивку дивана и что есть силы дёрнул. Обивка затрещала, в руках капитана оказался тигровый кусок. Он кинул его в сторону Вали:

— Вот, это твои трусы!

Валя только сейчас понял, что капитан, наверное, не хотел, чтобы он раздевался. Это вполне понятно, потому что не все любят мужской стриптиз. Но, скорее всего, у капитана сегодня вообще была другая цель, напрямую не связанная с убийством Стаси Бёсиной. По крайней мере, утренняя программа этого дьявольского канала уже осталась без дивана.

— Давай, снимай их! Запинайся! Урод! — Капитан окончательно растоптал имидж либерала, хотя до этого Валя окончательно растоптал всякую надежду капитана на то, что этот фильм когда-нибудь посмотрит президент.

Валя подобрал тигровую шкуру, снял брюки и приложил её поверх своих плавочек к бёдрам. Щёголь закатил глаза. Сева гоготнул. Валя, имитируя, что это трусы, начал снимать с себя тигровую шкуру, запнулся ногой, начал скакать.

— Так? — выкрикнул он, танцуя на одной ноге, как самый настоящий витязь в тигровой шкуре.

— Так, — простонал Горилкин.

— Давай показывай, — заорал капитан на Горилкина, — как ты что сделал, вот он — это она, вот её трусы, запнулась и?!

— И я выстре-е-елил...

Валя наконец мог пасть ниц. Кусок тигровой обивки был под ним, и он вдруг подумал, что всё получилось, как в Элевсинских мистериях, то есть только теперь, когда он лёг на шкуру убитого животного, всё только начинается.

— Так... Дальше.

Горилкин открыл рот, но не смог говорить, его душил комок слёз. Вместо него заговорил щёголь:

— Она замертво упала, и оператор тоже, — он был за ней, снимал, и его тем же патроном, наповал. — Щёголь привстал, знаком показал операторам с канала, чтобы обе камеры держали его. — Я был тут, за стеклом, в аппаратной, там даже это стекло треснуло от рикошета, видите. — Щёголь показал на стекло, камеры взяли его жест. — Потом я тут же выбежал, кинулся сперва к Стасе, потому что она женщина, я думал, что, может, ей ещё можно помочь, я перенёс её на диван, общупал... нащупал пульс, но его не было...

— А где был Горилкин?

— Он стоял тут, с ружьём, с бешеными глазами, как хищник, я ещё подумал, что он спокойно может в меня выстрелить, потому что двустволка, но я решил, что я всё равно исполню свой долг, я...

— Так, то есть он стоял неподвижно?

— Да.

— Оператор?

— Что?

— Он что делал в это время?

— Он был убит.

— То есть что?

— Ну, он лежал, вот тут. — Щёголь ткнул оранжевым носком в пол рядом с собой.

— То есть снимать он не мог?

— Нет.

— Валя, ляг теперь, где оператор.

Валя перекатился вместе с обивкой.

— Так. Кто же тогда вёл съёмку убитой ведущей? — капитан произнёс эти слова очень тихо, так, что потребовались большие усилия расслышать его. Обычно так играют роли великие театральные актеры — самое важное они говорят еле слышно, бормочут, чтобы публика напрягалась и прочувствовала, что это действительно самый важный момент постановки.

— Я подумал... — начал придумывать щёголь.

— Так.

— Мне из аппаратной сделали знак, что эсемес-голосование не прекратилось, а просто даже зашкаливает... Ведь никто не прекратил эфир, всё передавалось, я имею в виду выстрелы, убийство, то есть всё так и шло...

— Так.

— Я тогда встал за камеру, потому что в этом... — голос щёголя в носках с иероглифом задрожал, — в этом и был мой долг перед ней и перед погибшим оператором, перед всеми, кто слал свои эсемес в поддержку Стаси, продолжить их дело и давать в эфир программу, несмотря ни на что!..

Операторы с канала оторвались от своих камер и подняли вверх большой палец. Щёголь поверил сам себе, и на его глазах проступили слёзы.

— Значит, именно вы организовали и собственноручно провели показ в прямом эфире убитой голой женщины?

— Да... — Щёголь почувствовал злорадство в голосе капитана и добавил: — У нас все к этому готовы, встать в нужный момент хоть за камеру, хоть за монтажный пульт, если с кем что случится... Это телевидение... нас так учили...

— Вы всё сказали? — оборвал щёголя капитан.

— Ну, да...

— Мы ещё спросим, кто вас и чему учил! А сейчас против вашего канала будет заведено дело за показ в прямом эфире реального убийства и потом ещё раздетого до наготы тела ведущей прогноза погоды в течение всего ночного эфира... И теперь мы знаем, кто конкретно за этим стоит!

— Ни одного звонка против, эсемески все восторженные... Поймите, люди хотели быть рядом с ней в такую минуту... — начал оправдываться щёголь.

— Это называется игра на животных инстинктах, да, Лев? — Капитан подмигнул совсем уже упавшему духом Горилкину. — Ничего, мы этот зоопарк прикроем.

Капитан оглядел всех вокруг. Операторы телеканала спрятались за свои камеры.

— Сева, выводи Льва, Валя... Валя, заснул?! Вставай, молодец, сегодня.

Капитан посмотрел на щёголя и скомандовал Севе:

— Так, одень на него наручники!

— Так они ж заняты! — Сева кивнул на Горилкина.

— Как? За что? — Щёголь сделал рывок в сторону двери, но лежащий на полу Валя в тигровой шкуре поймал его за ногу.

— Привяжи его к себе чем-нибудь, поедет с нами! — Капитан ещё раз прокрутил барабан и направился вон из студии. — Люда, выключай! — крикнул он на ходу.

Валя взял с пола кусок тигровой шкуры, свернул его, начал вязать запястье нового преступника.

— За что... за что?.. — бормотал щёголь, но никто ему не ответил. Вале приказали только связать, а отвечать на такие глобальные вопросы никто Валю не просил. И он промолчал, хотя точно знал, — «за что»...