Владимир Пресняков - Изображая жертву

— Я сидел дома, — начал Горилкин, — набирал на ноутбуке наброски... к роману...

— Ты писатель... вы, что ли? — Капитан снова отошёл к дивану желания и сел на него. Его рот тут же вытянулся в улыбку. Люда встала ближе к столу «Новостей», чтобы охватить капитана и Горилкина. Получился такой треугольник: Люда — капитан — Горилкин. Это если не учитывать Валю, который был как бы вне. Именно Валя подумал о треугольнике и вспомнил, что великий Пифагор учил во всём искать треугольник. «Найдёшь треугольник, и проблема решена». Кстати, и счёт, если верить Пифагору, начинался с цифры три. То есть никаких один, два — сразу три. Валя окинул студию взглядом. Тут был ещё один треугольник: щёголь и два канальных оператора. То есть выходило, что здесь на самом деле две каких-то стихии, а он сам ни то ни сё. Вале это нравилось — не принадлежать ничему. За такой расклад он очень любил Пифагора. Хотя ещё и Сева сейчас находился вне. Он отстегнулся от своего подопечного и не принадлежал сейчас ничему. Причём настолько сильно, что Валя его даже и не заметил.

— Я колумнист, — наконец ответил капитану Горилкин.

— Как? — Капитан заулыбался ещё шире.

— Коммунист. — Сева выпрыгнул из вне и заржал. — Всех коммунистов мы в девяносто первом...

— Тихо! Лимоновец, что ли? Социал... левый... социал? — Капитан занервничал. Ему не хотелось превращать все в политику, тем более при телекамерах. Люда, наоборот, оживилась. Она читала в Интернете, что французская интеллигенция вся сплошь и рядом, левая, поэтому кадры судилища над юным большевиком могут всколыхнуть Канны. В голове она прикинула, что можно будет грамотно всё нарезать и подать убийство ведущей прогноза погоды с раздеванием как акт протеста против буржуазного фарисейства, захлестнувшего телевидение и все сферы.

— Он ведёт колонку в журнале «Арт-гид», в глянце, — пишет о книжных новинках. — Щёголь своим голосом, как щёлочью, смыл с Людиной плёнки всё её нафантазированное кино.

— Я и сказал — ко-лу-мнист! — оправдался Горилкин.

— Так, тихо! Вы что, знаете его? — постановочно поинтересовался у чёрта капитан.

— Учились вместе, — также постановочно ответил щёголь.

— Так...

Валя, в отличие от капитана, был в курсе, что в их городе все учатся в одном университете, а потом идут либо на канал, либо колумнистами в глянцевые журналы. Ну, ещё дизайнерами.

— А почему сказал про роман? — продолжил реалити-следственный-эксперимент капитан.

— Я по ночам, в свободное время, как хобби, пишу...

— Так, дальше. — Капитан на диване превращался в типичного ведущего «утреннего трамвая»: он широко улыбался и всем своим видом выражал желание принимать мир таким, какой он есть. Не хватало только, чтобы он крутил барабан, но, видимо, это ещё было впереди.

— Я по работе читаю много книг. Мне надо писать на них рецензии. В основном вся современная литература это гадость, жалкие поделки!

— Правильно, я тоже так считаю! — Люда напоролась на вытянутую от уха до уха улыбку капитана и ушла в свою съёмку. Внутри она чувствовала прилив, потому что всё то же самое она думала про современное русское кино. Слова Горилкина придали ей уверенность в том, что она держит камеру в верном направлении.

— Пишут выскочки, дилетанты, язык у них сплошь из штампов, как в телевизоре, и в глянцевых журналах. Герои недоумки, генетический мусор, и на самом деле то, что они делают, это не романы, а комиксы! Мне больно, что русская литература скатилась до такого. Нет поиска, какой-то духовной осмысленности, человека нет! Одни зомби, наркоманы, дельцы без чести, люди, не знающие традиций! Все идут в литературу, чтобы заработать, а я...

Валя сидел в кресле ведущего «Новостей» и не мог поверить, что все эти слова говорит молодой человек, колумнист глянцевого издания. На мгновение Валя представил себя ведущим «Международной панорамы». Была такая программа на советском телевидении. Её ведущий — Фарид Сейфуль-Мулюков под мрачные картинки пригородов Парижа и Сан-Франциско начитывал тексты о том, как тяжело живётся на чужбине русским эмигрантам и как вообще тяжело живётся, если ты живёшь не в СССР. Валя представлял сейчас себя Фаридом Сейфуль-Мулюковым, который связался с собкором советского телевидения в Нью-Йорке. У Вали были записи «Международной панорамы» на кассетах, которые можно было прослушивать в магнитофоне. Фарид Сейфуль-Мулюков был его любимым голосом. Отец, который записывал «Международную панораму» на магнитофон «Романтик», говорил Вале, что эти кассеты теперь как свидетельства с Атлантиды. Её уже нет, а голос Фарида Сейфуль-Мулюкова можно поставить в магнитофон, точно так же, как поставили пирамиды в Египте. Потому что пирамиды на самом деле придумали в Атлантиде, а в Египте это просто инсталлированная память. Валя часто задумывался, что так и тело человека — всего лишь пометка, знак, что в этом месте была душа. Тело это обелиск, надгробие, возле которого надо молчать и вспоминать о душе.

— Я решил, что должен написать роман. Но не просто роман, а образец, идеальное произведение, которое бы всколыхнуло общество. Напомнило человеку о его высшем назначении. Что он не мусор, не пыль, а образ и подобие. Я хотел и искренне верил, что такое возможно, — чтобы силой слова заставить всех проснуться... Мне нужно было только найти Слово, понимаете, Слово, которое было вначале...

— Так.

— И я решил, что для этого мне необходимо поехать в Грецию.

— Вот как?

— Потому что именно в Греции начались все искусства, там слагал свои гимны Гомер и Орфей играл на семиструнной арфе, пока его не разорвали на части злобные женщины...

— Чего только не было в Греции... — Щёголь усмехнулся, капитан пальчиком погрозил ему.

— Я решил, что только там, в колыбели всего лучшего на Земле, можно начать историю заново.

— Какое отношение это всё имеет к убийству?

— Моя жена считала меня... неудачником...

— Ха! — Щёголь показал капитану и всем, что это ещё мягко сказано.

— В общем, как она выражалась... мудаком... Я ей всё рассказал о своих планах, поделился, как с близким человеком... Я сказал ей, что буду копить деньги на поездку в Грецию, писать рецензии на книжки, и для других ещё журналов писать, днями писать и копить... Стася очень зло посмеялась над этим, она сказала, что таким способом я заработаю только на месячный проездной в метро и на презервативы, чтобы таких неудачников, как я, не плодить.

— Стася? — Люда широко открыла второй, свободный от объектива, глаз, и все заметили, что она его в принципе не зажмуривает.

— Профи, — шепнул один оператор с канала другому.

— Да, я так не могу, — ответил тот.

У Люды бешено заколотилось сердце, потому что похвалу из уст коллег любой человек слышит редко, тем более всё это было не специально подстроено, для лести, а прозвучало спонтанно, без задних мыслей.