Владимир Пресняков - Изображая жертву

— Хоть бы встал, — совсем уже обленился! В шарфе теперь! Представляешь, Оля, — то в шапке спал, а теперь и в шарфе. Это как этот его... отец ему всегда ставил на кассете, плакат его до ремонта тут на двери висел, да как его, а, — Джон Леннон, да? Тоже в шарфе! Похож, похож! Битл, да? Я правильно говорю? Давай поднимайся, сходи за хлебом, скоро дядя Пётр придёт, ужинать будем! Давай сходи — у нас хлеба нет.

— Какой брать? — Валя продолжать лежать, крепко прижимая к себе Олю.

— Возьми батон «Московский».

— А если не будет «Московского»?

— Возьми лаваш тогда.

— Лаваш? — Валя сузил глаза и придал своему голосу небывалую серьёзность. — А не опасно?

Мама перестала быть суетливой мамой и посмотрела на сына взглядом интересующегося обывателя:

— Что не опасно?

— Лаваш покупать не опасно?

— А что такого? Лаваш — тот же хлеб! Даже вкуснее!

— Даже вкуснее... но у нас же война с ними.

— С кем?

— Ну, с теми, кто лаваш делает. — Валя картинно занервничал, потому что мама никак не могла догнать его мысли.

— Ну и что, эти же здесь живут...

— Кто?

Мама посмотрела на Олю, в надежде получить какую-нибудь подсказку. Ей показалось, что она не понимает чего-то очень примитивного и Оля может ей помочь понять это. Но Оля сама смотрела на неё с надеждой на помощь. Мама пролепетала:

— Ну, кто здесь лаваш печёт, из этих кто, — они же здесь живут.

— Ну, всё равно, они же одни из них!

— Ну, они ведь не все плохие.

— Не все, определённо не все, — наконец согласился с мамой сын, — там даже большинство не плохие, но они все заодно, поэтому они, в принципе, не плохие, мы их поэтому и победить не можем.

— Так что теперь — лаваш не покупать, что ли?! — Мама удивлённо вскрикнула, как будто Валя попросил её не делать то, что она готова была делать всю жизнь.

— Ну, не знаю, можно, конечно, рискнуть... — Валя задумался, помолчал несколько секунд и вдруг как будто додумался до чего-то страшного, — хотя вот вдруг им сигнал тайный поступит — травить лаваши. А лаваши, как ты говоришь, вкуснее нашего хлеба, даже вкусней батона «Московского», да?

— Да... — замотала головой мама.

— Ну, вот, все и разберут... эти лаваши, а потом всё... раз приказали им...

— Но ведь сразу же поймут, кто это сделал!

— Конечно поймут, потом сразу всё понимают... потом, а я вот ещё до могу понять и предупредить... потом-то нам уже ни к чему будет это понимание, когда мы уже поедим... их лаваши...

Валя кончил. Мама стояла на месте как вкопанная.

— Я, в принципе, думаю, мы сегодня и без хлеба обойдёмся, я лапши сварила... лапша тот же хлеб, а завтра я сама куплю...

— Как скажешь...

— Сама выберу и куплю...

Мама сделала шаг к кровати и сочувственно погладила Олю по плечу. Затем она взяла из её рук один конец шарфика и стала затягивать петлю на шее Вали. Оля продолжала сидеть на Вале, просто сидеть, без малейшего движения. Только слеза катилась по её щеке. Почему она плакала, она сама не понимала. Просто в последнее время, наверное, у неё была такая реакция на Валю.

— Помнишь, в школе... в школе вас стали водить в бассейн? — Мама перестала затягивать петлю, когда увидела, что у её сына покраснело лицо.

— Помню, да... а что? — Валя глубоко задышал воздухом, который ему попробовала перекрыть мама.

— В третьем классе вас начали водить в бассейн... а ты боялся воды...

— А я боялся воды, боялся-перебоялся...

Вале явно не понравилась эта тема разговора, но мама продолжала:

— Это после того, как отец тебя плавать учил... на лодке на середину реки заплыл и выкинул... думал, Валька поплывёт, а Валька чуть не утонул и с тех пор к воде даже не подходит... Да... а в школе это обязательно было, всех плавать учили, в бассейн водили.. а ты не хотел...

— Не хотел и не ходил!

— Нет, ты ходил, ты ходил, но не брал с собой сменных плавок... и тебя не пускали в бассейн, потому что нельзя в бассейне плавать в тех плавках, в которых ходишь...

— Я никогда этого не понимал, почему так?! — искренне удивился Валя. — Можно ведь и так ходить в чистых плавках, и без бассейна, — что это — нонсенс, что кто-то в течение дня может ходить в чистых плавках, или ведь можно взять с собой сменные, но грязные плавки...

— Ты не брал, делал вид, что забыл... потому что боялся...

— Ну и что? К чему ты это вспомнила?

— Да так... ты с детства мог отвертеться... от всего... придумать всё, что угодно... притвориться... Ты никогда не говоришь прямо и откровенно... у тебя нет смелости признать то, что есть на самом деле... Мы все от тебя чего-то ждём, потому что ты внушаешь нам доверие, что тебе действительно чего-то хочется, как будто тебе всё это интересно... а на самом деле...

— А что на самом деле? О чём ты говоришь, я не понимаю?

— Я? Ладно... — Женщина бросила шарфик на кровать и вышла из комнаты. Оля встала с Вали и вышла вслед за его мамой помогать готовить ужин. Валя остался один. Он закрыл глаза и стал спать. Ему приснилась всякая муть — Оля душила его и дёргала за член. Вокруг неё бегал Валин отец — матрос, он кричал: «Жопой дыши, жопой дыши, души, дыши, души, дыши!» А потом перестал кричать, подошёл к Вале и спросил:

— Хорошо тебе?

— Да, — прошептал Валя.

— Мне тоже было хорошо, особенно приятно, когда кажется, что она действительно от всей души, с радостью удовлетворяет все твои прихоти! От всей души! Но ты посмотри... посмотри — она даже на тебя не смотрит, она думает о чём-то своём... Как так, да?! Ведь это ж ваше, ваше общее удовольствие! А ей нет дела! Нет дела!.. Это затягивает, затягивает, ты себя успокаиваешь, что это временно, со временем она полюбит, поймёт... нет... ничего нет... ты задыхаешься, тебе хорошо, но это никого не интересует, пока ты есть или пока есть они... тебе решать!

Валя задохнулся и проснулся. Оля кинула на него рубашку и сказала приказным тоном:

— Вставай ужинать...

Валя не любил эту рубашку. Коричневая, в жёлтый горошек, «Gap». Оля подарила её Вале на Рождество.

— Дорогая, знаешь, какая дорогая! — тараторила Оля в момент рождественского поздравления своего бойфренда.

— Да...

— Представляешь, всё оббегала, тебе подарок искала и гляжу — «Gap»! Я о них только в журналах читала, а они, оказывается, уже здесь, у нас свой магазин открыли...

Когда есть что вспоминать — о девушке или там, вообще... о человеке, — это уже серьёзно, это уже вас что-то связывает. Валя не хотел, чтобы между ним и Олей было что-то серьёзное, но большинство вещей в жизни происходит помимо того, хочешь ты или нет. Весь вопрос в том, сможешь ли ты под это подстроиться. Вот и эту рубашку Валя не любил, но и на Рождество он сделал вид, что она ему очень понравилась, и сейчас ему опять пришлось надевать её со счастливым лицом. Видимо, Валя подстроился или просто сделал вид, что подстроился. Посмотрим...