Жорж Старков - Анархо

— Не базарить! — злой мачехой рявкал полицейский и грозил дубинкой.

Молодой парень, из «буддистов», пытался что-то возражать. Кажется, даже предлагал проверить поместится ли предмет угроз в полицейскую задницу. Через полчаса после того, как его выволокли за загривок и утащили в лабиринт коридоров, шутливого парня вернули уже молчаливым и зашуганным, едва заметно вздрагивающим от каждой гулкости. Барберу же хватало мудрости помалкивать. Он давным-давно усвоил — в ментовских застенках ты уже не личность, с правами и конституцией подмышкой, а просто кусок мяса, с которым могут сделать всё, что заблагорассудится. Может даже случится так, что кусок этот просто исчезнет, будто и не было вовсе.

В соседней камере кто-то вопил, что ему необходим ингалятор. Сначала раздражённая «дубинка» грозила и ему, но потом, то ли сжалилась, то ли испугалась. Всё же, нелепо задохнувшийся в обезьяннике гражданин звёздочек на погоны точно не прибавит, а может и откусит своим безуспешно хватающим воздух ртом.

Замок недовольно лязгнул, «соседа» увели, впрочем, быстро вернув на место, почти в полном полупьяном удовлетворении. Кажется, по дороге ему даже дали забежать в туалет.

— Ну, как думаешь, — подталкивал под локоть боец из «Forward fly crew», влетевший в голодную утробу автозака одним из первых, — долго ещё «мариновать» будут? Вроде бы как, три часа уже прошло. Должны, по всем понятиям, уже отпустить.

— Да, хрен их знает… — шепнул Барбер, поглядывая, не околачивается ли рядом «гавкающая дубинка». — Это же по закону. Кто их у нас соблюдает.

— А вдруг, заяву кто катанул?

— Да, ну… Когда такое было…

Барбер блеклой унылостью откинулся на замусоленность стены. Он и вправду считал, что хулигану написать заявление на хулигана — не просто моветон, а самое, что ни есть, полнейшее западло. Однако, время неспешно, но неисправимо тянулось, неся в своих тёмных водах лишь неопределённость. Злобная и насмешливая «серость» бродила туда-сюда мимо переплетённых прутьев решётки, иногда поглядывая внутрь камеры и выплёвывая грубость замечаний.

Наконец, в немощной гулкости нежданного коридора мелькнула яркость. Синяя куртка Бэкхема тащилась на понурых плечах своего хозяина. Низкорослый, но коренастый мент нетерпеливо пролязгал замком и легко, но, в то же время, презрительно грубо толкнул фаната через порог. Бэкхем, без вызова, а скорее с сожалением о никчёмной судьбе, проводил его взглядом и устало сполз по стене.

— Ну, чего? — оживился Барбер, а остальные, без одного десять фанатов, навострили уже давно успевшие сбросить румянец уши.

— Да, ничего, — отфыркнулся Бэкхем. — То же, что и всегда, только по десять кругов. Затрахали. «Почему подрались? Как всё было? Кто такой? Кто такие? Не пизди!»

Барбер понимающе кивал. Его допрос был много кратче, но суть имел ту же. Задёрганный полицейский протараторил давно знакомые вопросы за десять минут, объяснительная с невинным бредом исписалась за пять. На Бэкхема отчего-то времени отвели не в пример больше.

— А чего не выпускают? — бросил из дальнего угла кто-то из «буддистов».

— Хрен его… — брезгливо подёрнул щекой Бэкхем. — Сказали: «До выяснения личности могут и на двое суток задержать».

— Да, ну! — гулко зароптал фанатский люд.

— Когда такое было?!

— Без заявы нет предъявы!

— А ну, пасти захлопнули! — злобно прилетело с обратной стороны решётки. — Вот! — небрежно махнул рукой дежурный лейтенантик на заполненность камеры.

По утреннему хмурый капитан прошёлся по фанатам цепким взглядом, опустил в бумаги, снова прошёлся, снова опустил.

— Значит, так… — не без усилий поднял он затянутые хмарью раннего утра глаза. — Вот этого и этого, — кивнул он на Барбера и такого же бритоголового и бородатого фаната из группировки Златана, по прозвищу Репей, — на пальцы. Остальных — гони на хер!

— Понял, — кивнул дежурный. — Лысые! — гаркнул он в камеру. — Сюда подошли, руки вытянули!

Стальные кольца сухо щёлкнули на запястьях, оставив двоих прикованными к неподкупным прутьям.

— Там ещё три «курятника», пойдём, глянешь… — увлёк лейтенант капитана дальше по коридору, уже не обращая никакого внимания на четыре ладони, вывешенные в коридор грязным бельём.

— На тебе что-нибудь есть? — негромко поинтересовался Барбер у такого же прикованного хулигана.

— Да, нет, особо. Так, административка… — вполне буднично отозвался тот. — А на тебе?

— Тоже чисто.

— Ну, значит всё нормально.

— Ага… — досадливо усмехнулся Барбер и чуть дёрнул коротенькую цепь в стороны. — Уже нормально…

Когда усталый УАЗик жалобно скрипнул тормозами во дворе ничем не примечательной многоэтажки, «ночной лейтенантик», стиснув тугую чёрную папку, юрко вынырнул из машины и бодро зашагал куда-то к торцу дома. Водитель же вальяжно развалился в кресле, сладко и неспешно закурил. Уже немолодой чуть тучноватый мужчина, с глубоко въевшимися в уголки глаз смешливыми морщинками, казался дружелюбным, несмотря на отталкивающую серость полицейской униформы.

— Командир, — будто к старому знакомому обратился Барбер, из зарешёченного закутка «багажника». — А, может, угостишь цигаркой честного арестанта?

— Шпана ты, а не честный арестант! — беззлобно хохотнул водитель и протянул сразу две сигареты. Златановский лысый бородач любезно отмахнутся, Барбер же, помятуя о том, что наглость — второе счастье, забрал обе. Прикурил, с благодарственным кивком вернул зажигалку.

— А куда это мы прикатили? — решив, что втираться в доверие нет ни времени, ни особенного желания, напрямик вопросил Барбер.

— В суд, — легко и непринуждённо отозвался водитель. Видать никакой тайны в этом не содержалось.

— В суд?

— В суд, в суд, — не оборачиваясь, закивал он. — Вон там, — махнул рукой на угол многоэтажки, — в полуподвальчике.

— Суд в подвале? — не поверил Барбер.

— Ну, это ж тебе не областной какой… Мировые судьи, как раз для такой шантрапы, как вы.

— И когда заседание? — живо поинтересовался Репей.

— Да, прям сейчас. Только бумаги возьмёт, — кивнул водитель на соседнее пассажирское кресло, — и поедем сдавать вас по адресу.

— Как это так?! — возмутился Репей. — А мы разве не должны хотя бы присутствовать?

— А вы и присутствуете, — обернулся на клетку водитель, деланно серьёзно сдвинув брови. — Как раз сейчас стоите, слушаете, как судья приговор зачитывает, раскаиваетесь в содеянном, и обещаете, что больше так не будете! А, может, и не обещаете. Потом в бумагах глянете.

— Беспредел… — ухнув филином, упал Репей на твёрдую узенькую скамеечку.

— Это не беспредел, сынок, — криво но, даже как-то грустно, по-доброму, улыбнулся водитель. — Это служба такая…