Маартен 'т Харт - Полет кроншнепов

Облака, наплывая одно на другое, сливались и росли, как накатывающиеся слезы. Так это были горы! Горы! Я всматривался в далекие зубчатые вершины, которые не вызывали во мне теперь тревожного чувства, и стыдливо удивлялся тому, как же я сам-то не догадался, но ведь я ни разу не видел гор, только на открытках, хотя ничего общего не было между ними и вздымающимися вдоль линии горизонта остроконечными пиками, за которыми притаилась угроза. Я смотрел на горы как завороженный и испытывал чувство неловкости, как в детстве, когда видел перед собой Марту и был не в силах оторвать от нее взгляд. На короткое время мое внимание переключилось на городской пейзаж внизу со множеством башен, но горы неумолимо тянули к себе.

— Мартин!

Я в испуге оглядываюсь. На меня устремлены темные лукавые глаза Адриен Поншар, она родом из французской Швейцарии и занимается проблемами биологии клетки. Мы встречались и раньше на конгрессах, последний раз в Лондоне.

— Адриен! Как дела?

— Хорошо. Ты давно здесь?

— Да нет, только что подошел.

Мы пожимаем друг другу руки. Ветер играет ее черными кудрями, короткая стрижка подчеркивает резкий профиль. Молодой человек у балюстрады на секунду замирает, прищуривает глаза, он явно под впечатлением от красоты женщины, которая намного старше его спутницы с сумкой через плечо, меня переполняет горделивое чувство оттого, что эта женщина рядом со мной.

— Ты когда-нибудь раньше видел горы? — спрашивает она.

— Нет, не приходилось, я сначала подумал, что это облака.

— Ну и как ты их находишь?

— Не знаю, что сказать, это… что-то потрясающее.

— Вот если погода будет как сейчас, мы непременно съездим в горы, там такая красота, особенно когда небо чистое и нет облаков.

Народу у балюстрады становилось все больше. Вокруг нас с Адриен уже толпились десятки туристов, которые поднялись наверх из города и теперь с нами вместе наблюдали, как горы постепенно тонут в сумерках. Они и теперь, когда солнце зашло, были похожи на облака, на дождевые тучи, а мы стояли рядом, ее агатовые глаза безотрывно следили за тем, как иззубренная полоска вдали медленно исчезает.

— Сколько ни смотри, все равно не насмотришься, — говорит она наконец, — а нам, хочешь не хочешь, пора идти.

— Да, но как? Я уже пытался выбраться отсюда.

— Я часто наведываюсь в Берн и знаю его как свои пять пальцев. Пошли. Ты где остановился?

— Для меня забронировали номер в «Мёвенпике».

— Так это напротив вокзала, тебе повезло!

Она взялась за ручку чемодана, и я сразу заметил, как тревожная тень скользнула по ее прекрасному лицу, тогда я подхватил свой чемодан и сумку в одну руку.

— Давай понесу.

— Но у тебя у самого две вещи.

— Они легкие. В этом — только доклад, а тут — электробритва да зубная щетка.

С непринужденным изяществом, словно это был бокал вина, я поднял ее чемодан, а она застыла в немом изумлении, поражаясь той легкости, с какой я нес этот чемодан, оказавшийся на самом деле довольно тяжелым. Придя в себя, она поспешила за мной следом, громкое цоканье ее шпилек по каменным плитам действовало на меня так, будто я выпил шампанского, грудь мою распирало мальчишеское молодечество, тайное ощущение превосходства над остальными, которое упрочилось еще больше, когда мы вошли в лифт и какой-то мрачного вида господин с оторопелой завистью уставился на нас. Как долго тянулось это подземное путешествие! Теперь мой легкий багаж и ее увесистый чемодан уже не казались мне, как вначале, пустяковыми игрушками. Однако под восхищенно-цепкими и ядовитыми взглядами мужской части наших попутчиков — сначала на Адриен, потом на меня — я с деланной легкостью доставил ношу к эскалатору, и, пока мы медленно ползли наверх, я наконец мог поставить ее чемодан на ступеньки.

— А вот и «Мёвенпик».

— Ты сама где остановилась?

— В гостинице у Медвежьей ямы, я думаю взять такси.

— Далеко это отсюда?

— Не так чтобы далеко, но с таким чемоданом мне не добраться.

— Так я тебя после провожу, а пока давай перекусим здесь.

Я с удивлением вслушивался в звук собственного голоса — ведь совсем недавно я приглашал сестру Марты, но теперь мне почти никакого труда не составляет произнесение таких вот невинных слов.

— Идет, я проголодалась с дороги, а чемодан я пока оставлю в твоем номере, ладно?

Я отнес все вещи наверх и, поразительно: возвращаясь назад по устланным красной дорожкой лестницам и коридорам, чувствовал себя на седьмом небе от неожиданного счастья, что ее чемодан стоит теперь в моей комнате. Что это со мной? — размышлял я потом на улице. Отчего я так возбужден и почему прислушиваюсь скорее к постукиванию ее каблучков, чем к звукам ее голоса, почему меня переполняет ликование от взглядов мужчин, которыми они провожают мою спутницу, меня ничуть не раздражало их откровенное внимание к ней. Но прогулка наша длилась недолго.

— Давай зайдем сюда, — предложила Адриен, когда мы поравнялись с гостиницей «Швайцерхоф», — тут неплохо кормят.

— Ну что ж, — согласился я, — целиком полагаюсь на твой вкус.

Мы сидели за столиком напротив друг друга, и мне не хватало дробного постукивания ее каблучков, поэтому разговор сначала не вязался, однако после бокала «Фандана» напряженность мало-помалу сменилась состоянием щедрой душевной откровенности, и я рассказал ей об оляпке и травнике.

— Почему ты не стал орнитологом? — поинтересовалась она. — Тебя, по-моему, ужасно занимают птицы.

— Мне показалось, что биология клетки, и в частности клонирование, очень перспективны. Научившись выращивать тканевые культуры, мы в конечном итоге сможем заниматься моделированием роста раковых образований. Раньше мне всегда представлялось, что овладение закономерностями роста тканей поможет нам в борьбе с раковыми заболеваниями.

Я верил от начала и до конца в то, что говорил, я не лгал, и тем не менее здесь не было ни единого слова правды.

— Ну а сейчас что же, ты разуверился в правильности своего выбора и потерял надежду раскрыть причину или причины возникновения рака?

— Да нет, но я занимаюсь сейчас опытами на тканях под другим углом зрения.

— Что так?

— Видишь ли, к нам на конгрессы сейчас зачастили врачи, которые тоже занимаются проблемами такой взаимосвязи. Пусть они себе и работают над искоренением рака, а для меня этот идеал остался в прошлом.

— Трудно понять. Разве невозможно разделить свои идеалы с другими?

— Для меня — нет, исключено. В моем представлении идеал подобен женщине, верность которой можно сохранить лишь в том случае, если знаешь, что она не позволит себе быть сегодня с одним, а завтра с другим.

— Господи, какие же вы все ненормальные.