Маартен 'т Харт - Полет кроншнепов

Я возвращаюсь. По узенькой улочке снова попадаю на торговую улицу с арками. Издалека видно, что она все еще стоит под тем же фонарем. Мне становится немного жалко ее, ведь она ничего пока не заработала, но мое сострадание к ней — не что иное, как средство против щемящей печали и безумного желания провести эту ночь с ней. Только вряд ли сострадание — верно выбранное оружие, оно лишь болезненно обостряет неотвязную мысль о потрясающем до глубины души сходстве и будит смутные желания. Я прижимаюсь к самому краю тротуара и иду вдоль водосточной канавы. Женщина отступает назад, когда я приближаюсь к ней. Мне хочется увидеть, подробно разглядеть это лицо. Но я прохожу молча. Она смотрит на меня, качает головой, напряженно сжимает губы. Руки ее нервно теребят ремень сумки, переброшенной через плечо. Я поспешно удаляюсь, не глядя по сторонам, пересекаю улицу, внезапно взрывающуюся резкими воплями множества клаксонов. Господи, да задавите же меня. На противоположном тротуаре я останавливаюсь, отсюда мне видно арку и женщину в полосатой шубке. Я стою и медленно покачиваюсь взад и вперед, не в силах одолеть ее притяжение и сдвинуться с места. Мимо проезжает трамвай, на короткое время она исчезает из поля моего зрения, и я торопливо иду прочь, заставляя себя не оборачиваться, и прячусь в ближайшем переулке. Навстречу мне идет девушка, лавирует между оставленными здесь на ночь мопедами. Она подходит к одному из них, снимает замок, останавливается и в раздумье смотрит перед собой, медленно поворачивая голову, пока наши взгляды не встречаются, и в тот же миг я уже знаю, что достаточно мне сейчас хоть что-то сказать, и мы отправимся бродить вдоль Ааре; при мысли об этом глухая боль в груди отпускает. На короткое время я освобождаюсь от настойчивого желания вернуться назад и заговорить с женщиной возле арки.

В переулке появляется молодой человек. Он останавливается неподалеку от того места, где я прислонился к стенке дома. Вокруг темно, горит лишь один фонарь, над городом повисла луна на ущербе. Света не видно ни в одном из окон.

— Grüße, — говорит юноша.

— Grüße, — отзывается девушка.

Я медленно бреду по переулку, выхожу на широкую улицу, которая немного дальше заканчивается автостоянкой, сзади до меня доносится звук шагов юноши и девушки — в унисон. Они проходят мимо меня, к стоянке. Хлопают дверцы машины. Когда они уезжают, мною снова овладевает страх: женщина под аркой — отсюда ее не видно, но я боюсь ее. И ноги несут меня в район правительственных зданий.

Долгие часы я брожу по городу, без всякой цели, не зная, куда приткнуться. Сколько раз я уже прошел одним и тем же маршрутом: правительственные дома, первый, затем второй сквер, по узкой улочке — к аркадам, потом широкая улица и снова правительственный комплекс. Я не в состоянии обдумывать свои действия. Сердце колотится бешено, с перебоями. Я дышу, как загнанный зверь. В голове вертится одно и то же: du bist so weise, Martin… hundert Franken pro Nacht… еще шесть дней. После каждого круга я вижу, что она по-прежнему стоит под своей аркой, я обречен кружить здесь, пока она не ушла, и все равно не заговорю с ней, я прохожу мимо, а она упорно качает головой, но я знаю — так даже лучше. Женщины почти все исчезли. Одни укатили в темных лимузинах, другие, отчаявшись, разошлись по домам. Я видел, как она несколько раз торговалась с подъезжавшими автомобилистами, но переговоры всякий раз заканчивались безрезультатно. И она продолжала ждать. Не понимаю, как можно стоять так долго и почти без движения. Лишь иногда она позволяет себе пройтись от одной опоры своей арки до другой. Возвращаясь к тому месту, я вновь и вновь с радостью вижу ее, но как бы мне хотелось, чтоб она ушла! Я хочу и не могу вернуться в гостиницу. Меня не отпускает этот круг, но в нем есть все же один безгрешный отрезок — рядом с правительственным комплексом, — где еще можно подумать о жизни и смерти, однако я неумолимо должен вершить свой путь дальше, в парк с каменной богиней, на узкую улочку и к арке, где стоит она.

Я у себя в номере, но заснуть никак не могу. Засну ли я вообще когда-нибудь? Только что мне удалось наконец вырваться из моего круга. Едва я вышел из той узкой улочки, как издалека увидел, что возле ее арки притормозила черная машина. Я без оглядки бросился через мостовую. Никто не удивился этому: вокруг почти никого не было. Я подбежал ближе и успел только разглядеть, как она садилась в машину. Совершенно без сил, я остановился на противоположной стороне улицы, ноги подкосились, я еще помню, что инстинктивно пытался ухватиться за стену, не удержался и рухнул на камни. Не думаю, что я долго пролежал на холодном, влажном тротуаре, мое беспамятство длилось короткий миг. Очнувшись, я увидел склонившихся надо мной двух женщин. Было холодно, в вышине сверкали звезды. Женщины помогли мне подняться, теперь я мог разглядеть их: у обеих были старые, безобразные лица, они стояли здесь давно, наверное с самого вечера. Я вздрогнул и услышал голос Якоба: «Единственные бескорыстно добрые женщины на земле — это проститутки, недаром Христос предрек им царствие небесное». Где-то рядом мелькали тени, слышались голоса, и я с благодарностью посмотрел на своих спасительниц. У той, что стояла ближе ко мне, была на редкость отталкивающая внешность. Маленького роста, обрюзгшая, с неопрятными черными волосами, и в довершение всего — огромные каблуки. Мой пристальный взгляд она истолковала по-своему и сделала знак своей товарке. Из-под арки донеслась отрывистая перебранка шипящим полушепотом. Вторая женщина удалилась.

— Wohin? [29] Куда? (нем.) . — обратилась ко мне первая.

Я пошел в гостиницу. Резкое цоканье шпилек за спиной неприятно напоминало о ее присутствии. Мы шли молча. У темных дверей какого-то магазина я остановился и повернулся к ней.

— Вы не знаете, как зовут женщину в шубке, я видел ее на другой стороне.

— Херта Франк. Наверное, она.

— Я не знаю, но у нее на шубе черные полоски.

— Херта Франк, это она.

— Hundert Franken pro Nacht? — поинтересовался я.

— Ja, bitte [30] Да, пожалуйста (нем.) . .

Я достал из внутреннего кармана пиджака стофранковую бумажку и протянул женщине. Она изумленно уставилась на деньги, ее бледное лицо выделялось серым пятном в сумраке ночи.

— Вот возьмите, — говорю я, — спасибо вам.

— Und nicht?

— Nein.

— Warum nicht?

— Ich bin so müde [31] — Почему бы нет?… — Нет. — Но почему? — Я очень устал (нем.) . . — Я говорю это, и вдруг до меня доходит, что я плачу.

Она берет деньги, благодарит; я отворачиваюсь, смахиваю слезы и пытаюсь унять рыдания. Просто идти и ждать, когда пройдет приступ, я не в силах и ускоряю шаг. Наружная дверь заперта, и я коротко звоню один раз. Через некоторое время в вестибюле появился маленький пожилой мужчина и прыгающей походкой засеменил к двери.