Маартен 'т Харт - Полет кроншнепов

— И записал в книжечку? — спросил отец.

— Вы слушали проповедь Дюрсемы, не так ли?

— Да, проповедь была оторви да брось.

— Нет, это была прекрасная проповедь, — возразил Вейнхорст, — и вот как раз об этом мне и хотелось бы сейчас поговорить. У вас трое детей, супруга ваша еще молода. Намерены ли вы еще?…

— Насколько я понял, Вейнхорст, ты собираешься рассказать мне о том, что я должен продолжать размножаться? Верно?

— Ну, если угодно, можете назвать так.

— Тогда ты не по адресу, Вейнхорст. Кстати, сколько детей у тебя самого?

— Двенадцать, да двое умерли.

— Значит, ты со своей женой как зверь обращаешься.

— Что ты сказал, брат?

— Как зверь, — повторил отец.

— Ты слыхал, Варнаар?

— Конечно, слыхал.

— Запомни, мы обязаны сообщить об этом церковному совету. Если брат наш не возьмет сейчас же свои слова обратно, мы закроем перед ним врата храма божьего.

Он замолчал и уставился на отца. Когда они сердятся, они говорят друг другу «ты», подумал я. Отец ничего не произнес, только улыбнулся.

— В Писании сказано: плодитесь и размножайтесь, и заповедь эта в силе по сей день. В мире еще много пустых мест, говорил пастор в воскресенье.

— Точно, — согласился отец. — В Антарктиде да в Сибири.

— Вот-вот, брат мой, мы снова начинаем понимать друг друга.

— Там, в Сибири, много леса. Верно?

— Сплошная тайга, — ответил Вейнхорст.

— Значит, для начала там нужен плотник, чтобы самую грубую работу выполнять. Я тут знаю одного, он случайно к тому же старейшина, так что, если у них там еще нет пастора, он и проповедь сможет прочитать. Да и хороший булочник тоже всюду пригодится.

— В Южной Африке тоже нужны белые пасторы, — подал голос Варнаар.

— Помолчи, Варнаар, — сказал Вейнхорст. — Мне сдается, что брат наш в данный момент грешит против заповеди «не произноси ложного свидетельства». Он же дурака валяет, издевается над нами. Брат мой, я предостерегаю тебя, не зря слово господне гласит: «Все эти сыновья Иоктана», это указ божий: родить столько сыновей, сколько их дает Господь, ибо дети суть наследие Божие.

— Верно, а еще там — в Послании к Ефесянам, глава пятая стих восемнадцатый — написано: «…не упивайтесь вином», а ты вот винишком балуешься, — ввернул отец.

И тут произошло то, чего я давно ждал. Брат Вейнхорст разозлился. На руках у него внезапно вздулись синие вены, рот скривился.

— Ты забываешься! — крикнул он отцу, встал и треснул кулаком по столу.

Отец тоже встал и тоже с силой хлопнул ладонью по столу.

— Молчать! — взревел он. — Ты здесь не у себя в мастерской. Надеюсь, ты понял, нечего тут трепать языком, как детей делать. Если ты хоть раз еще заикнешься об этом, вылетишь у меня отсюда пробкой. Не желаю больше слушать, что должен плодиться, понял? Хватит!

— Голубчик, — вмешалась мать, — это же старейшины.

— А хоть бы сами апостолы Петр и Павел, — отвечал отец. — Нас у родителей было много, и я-то знаю, что такое бедность, сам спал маленьким в комоде: ящики на ночь выдвигали, и умещалось там ровно четыре мальчонки, если закладывать их снизу. Ты что же, думаешь, я такого хочу у себя дома? Когда появился десятый, мать сказала: «Лучше я на коленях в Делфт поползу, чем рожу еще одного», — но мой старикан продолжал строгать детишек и еще сынка на свет произвел. А тут эти двое пропойц будут уговаривать меня делать детей. Еще одно слово, и я за себя не ручаюсь.

Мы молчали. Брат Вейнхорст и отец смотрели друг другу в глаза. Я снова увидел, как лицо Вейнхорста судорожно задергалось. Морщина пролегла сверху вниз, физиономия на мгновение как бы разделилась пополам. Зрелище было отвратительное. Затем он обмяк, как-то съежился.

— Нам надо еще поговорить о церковных взносах, — прошептал Варнаар.

— Давай, — пробормотал Вейнхорст, — начинай.

— В церковном совете шла речь о взносах, — сказал Варнаар. — Собираются их повысить с одного до полутора процентов… чего это там, Вейнхорст?

— Годового дохода, — подсказал Вейнхорст.

— Да-да, годового дохода, — радостно закивал Варнаар.

— А на что им эти дополнительные полпроцента? — спросил отец.

— Все дорожает, — пояснил Варнаар.

— Нас это тоже коснулось, — сказала мама. — Я еле-еле концы с концами свожу, гульдена лишнего не остается, скорее наоборот.

— Пусть сперва пощиплют этих чертовых богачей, — вставил отец. — Господу благоугодны вдовьи лепты.

— Мы все должны платить, — возразил Варнаар.

— Да, но что-то больно много денег на ветер уходит, — сказал отец. — Взять, к примеру, новую литургию, она недешево обходится, потом опять же новый перевод Библии стоил кучу денег, и что же там написано: «У детей на зубах оскомина», — «оскомина», ты когда-нибудь слыхал такое? В старом переводе было: «…зубы стали тупыми» — это любому понятно, но «оскомина»?! И за это изволь лишние полпроцента выкладывай. Нынче все пасторы должны в облачении ходить, раньше такого не было. А кто платит? Мы! Вот в псалтири говорится, что и ласточка находит гнездо себе у алтарей ваших, а насчет облачения там речи нет. Ни гроша они от меня больше не получат. Пускай потрошат типов вроде нашего Семь Домов, который за аренду своих халуп шкуру со съемщиков дерет. Сидит этакий скряга по воскресеньям на скамье старейшин, толстосум поганый, вот он-то пускай все и загонит, а денежки раздаст беднякам. Тогда не надо будет ему залезать на крышу этих домиков и смотреть, не пора ли их чинить, хотя чего тут глазеть: когда идет дождь, на жильцах нитки сухой нет. Надеюсь, когда-нибудь он сверзится со своей крыши.

Отец порой не стеснялся в выражениях, особенно когда злился.

— По-моему, нам лучше уйти, Варнаар. Надо будет как-нибудь всерьез поговорить об этой семье в церковном совете, — сказал Вейнхорст.

Он встал. Варнаар положил руку ему на локоть.

— Мы еще не закончили, — сказал он.

— Чуть не забыл, — спохватился Вейнхорст и снова сел. — Я подам вам пример и помолюсь.

С этими словами он сложил руки и закрыл глаза. Когда он начал молиться, я услышал с улицы голос сестренки. Она барабанила кулачком по почтовому ящику. Почему нам не дают ключей? — подумал я. Голос Вейнхорста заглушил стук сестренки.

— О всесущий Господь наш, чей суровый приговор укарал потопом закоснелый в безверии и нераскаявшийся мир и чье беспредельное великодушие спасло и уберегло лишь сохранившего веру Ноя и восемь его ближних. К Твоему лику смиренно обращаем мы взор. Мы, Господи, дети тьмы, но Ты вывел нас к свету, заключил с нами союз и одарил его силой, когда заставил слугу своего, Абрахама Кёйпера, основать Свободный университет. Сделай так, о Боже, чтобы не пренебрегли мы легкомысленно этим даром рук Твоих, но направь нас, каждого по-своему, путями Твоими и приведи нашего юного брата в Твой храм в Амстердаме. Господи, прости нам прегрешения наши и научи нас вновь внимать слову Твоему, — слову, которое учит, что дети — благодать Божия, что благословен тот, кто дает, а не тот, кто получает.