Уильям Сароян - Повести и рассказы

— Да, Ивен.

— Ты хочешь забыть?

— Да, Ивен.

— Ты боишься того, что нужно сделать?

— Да.

— Ты считаешь, что это будет неправильно?

— Да, но это нужно. Я боюсь, но это нужно.

— Хочешь, подумай еще.

— Нет. Чем раньше, тем лучше.

— Это правильно, Суон.

— Да, Ивен. Это правильно.

Мальчик во сне произнес эти же слова — на языке Ивена и Дейда.

— Что он сказал? — спросила женщина.

— Он сказал: это правильно. Этим словам научил его Дейд, вчера вечером. А я обещал научить его всему языку. Не дай я такого обещания, сегодняшний день мог бы оказаться невозможным. Время неторопливо. И ему нет конца. Положить ему конец было бы ошибкой, Суон. Твой сын попросил меня не делать этого, и я не в силах отказать твоему сыну.

— Мой прекрасный сын! — сказала женщина.

Мальчик проснулся первым. Он открыл глаза и увидел над собой тревожное, печальное, светящееся лицо — лицо женщины, которая была его мать. Он обнял ее порывисто и, смеясь, прошептал ей на ухо: «Это правильно». Он обернулся к отцу: «Мама больше не понимает меня, папа». Он повторил эти слова на незнакомом ей языке. «Что я сказал, мама?»

— Это правильно.

— Разве ты знаешь их язык?

— Я учусь ему, — сказала женщина.

Девочка проснулась и посмотрела на отца.

— Хочу в воду, — сказала она. — Опять хочу в воду.

— Нет, Ева, — сказала женщина.

— Да, да, да, да, да, — сказала девочка.

— Нет, нет, нет, нет, нет, — сказала женщина.

Они собрались, сели в машину и поехали домой. На этот раз они все вместе сидели впереди — мальчик возле отца, а девочка на коленях у матери.

Как только они добрались до дому, Рэд сказал, что хочет позвонить Флоре Уолз. Ивен набрал для него номер.

— Флора? — сказал Рэд.

— Это Фанни, — ответил ему телефон.

— Это Рэд. Приезжайте сюда поиграть.

— Не можем, — сказала Фанни. — Папа и мама уехали на машине во Фресно. Мы здесь с миссис Блотч.

— Можно мне поговорить с Флорой?

Ему просто не терпелось услышать ее голос. Услышав же его, он лишился собственного.

— Приезжайте сюда поиграть, — выдавил он наконец.

— Рэд?

— Да.

— Рэд Назаренус?

— Да. Приезжайте к нам, Флора.

— Не можем. У нас нет машины.

— А вы далеко?

— Очень далеко.

— Фэй, наверно, знает дорогу. Приходите пешком.

— Не можем.

— Пожалуйста, приходите, — сказал Рэд. — Ну, пожалуйста. — Он обратился к отцу: — Папа, ты не возьмешь меня к ним на машине?

— Возьму, конечно, — сказал Ивен.

— Я сейчас приеду, — сказал Рэд в трубку.

— Чудесно, — сказала Флора.

Вошла Ева.

— Я тоже хочу поехать, Рэд. Папа, я тоже хочу поехать.

— Хорошо, Ева, — сказал Рэд.

— Он мой брат, — сказала Ева отцу.

Рэд побежал в гостиную.

— До свидания, мама, — сказал он. — Я еду к Флоре. Это очень далеко. Их папа и мама уехали на машине во Фресно. Флора осталась с миссис Блотч. Ева едет со мной.

Все тело его так и плясало, пока он говорил ей это. Потом он кинулся к выходной двери, крича: «Пошли, Ева!»

Ева сказала:

— Вчера, когда я захотела поехать с ними, они меня не взяли. Помнишь, мама? Но сегодня я еду. Я еду с моим братом к Флоре. Как по-твоему, это дом Флоры? По-моему, это дом Фанни. Сейчас, Рэд. До свидания, мама.

Спускаясь по лестнице, Ивен предложил:

— Поехали вместе, Суон.

— Ты лучше отвези их и приезжай обратно, — сказала Суон. — Они так мило со мной попрощались, что я все испорчу, если поеду.

— Я ненадолго, — сказал Ивен.

Оставшись одна, она подошла к телефону и вызвала Пало-Альто, Мильтона Швейцера. Какое-то мгновение он молчал. Потом сказал:

— Я возвращаюсь в Нью-Йорк. Билет уже куплен. У тебя все в порядке?

— Да, — сказала она.

— Послушай… — сказал он. — Я ужасно за тебя беспокоился. Ты уверена, что все у тебя в порядке?

— Да, — сказала она. — Да.

— Ну что ж, береги себя, — сказал он. — Береги своих детей.

— До свидания, — сказала она.

Хорошо, что он ничего не знает и, по-видимому, даже не подозревает, подумала она — и вздрогнула, внезапно потрясенная нелепостью того, что произошло между ними, и в то же время почти охваченная желанием побыть с ним хоть раз, один-единственный и последний раз, и попытаться разгадать, понять, быть может, что-то еще, что-то недопонятое, но что именно, она не могла представить.

Она заплакала о нем и его тайном сыне.

Она пошла в ванную, и тут ее стошнило, после чего она вымыла лицо и руки.

Машина медленно катилась по сельской дороге.

— Ты знаешь, где это? — сказал Рэд.

— Папа все знает, — сказала Ева. — Правда, папа?

— Ты так думаешь, Ева?

— Конечно, папа.

— Ты знаешь, где находится дом Флоры? — сказал Рэд.

— Здесь поблизости, — сказал Ивен.

— Видишь, Рэд, — сказала Ева, — он знает.

— Не знает, — сказал Рэд. — Он будет искать. Где здесь поблизости, папа?

— Немного дальше по этой дороге, — сказал мужчина. — Или на следующей дороге, или еще на другой.

— На этой дороге, — сказал Рэд со смешком. — На следующей дороге. Еще на другой. Где же все-таки?

— Папа знает, — сказала Ева. — Папа все знает.

— Папа все знает, — сказал Рэд со смешком.

— Папа знает даже, когда я родилась, — сказала Ева. — Правда, папа?

— Это и Рэд знает, — сказал мужчина.

— Ты знаешь, Рэд?

— Ну конечно.

— А я на знаю, — сказала Ева.

— И не можешь, — сказал Рэд. — Ведь ты тогда только что родилась.

— И это была я, — сказала Ева.

— И это была я, — сказал Рэд со смешком.

Рэду во всем сейчас виделось смешное, потому что он ехал к Флоре Уолз. Его сестре сейчас во всем виделась любовь, потому что они не оставили ее дома, потому что взяли ее с собой, потому что любовь была и проявлялась во всем.

Ивен Назаренус любил их, и они это чувствовали. Они в нем снова чувствовали отца. Смятение и слезы сняло как рукой, потому что они снова видели в Ивене, снова узнавали в нем своего отца — худощавого, чуть ссутуленного мужчину, у которого руки и даже пальцы покрыты волосами, не черными, как на голове, а порыжелыми, выгоревшими от солнца. Его дети любили сейчас друг друга, потому что в течение целого дня они видели мать и отца такими, какими те бывали в свои лучшие дни: мать — любящая, отец — любящий, оба спокойные и терпеливые, оба не сердятся, не шумят, а если и пошумят, то нарочно, ради забавы, ради игры, если и посердятся, опять же ради игры, ради того, чтобы все выходило занятнее. Так Рэд, переняв это у отца, прикидывался рассерженным, когда повторял странные вещи, которые говорила его сестра, и добродушно-веселые вещи, которые говорил его отец, подшучивая над пылким желанием Рэда добраться поскорей до Флоры — по этой дороге, или по следующей, или еще по другой.

Рэду предстояло поговорить как-нибудь с отцом, потому что отец сказал ему, что они поговорят. Им предстояло поговорить о сердитом голосе его отца, разбудившем Рэда позапрошлой ночью. Бывало, Ева сердила Рэда. Бывало, он толкнет ее легонько, а она говорит, что он ее ударил, тогда как он всего лишь легонько толкнул. Но бывало, что он и ударял ее. Он ударял ее частенько, но не так часто, как она раздражала и сердила его. Иногда он просто не обращал внимания.