Уильям Сароян - Повести и рассказы

Они в Дейдом были одни в комнате. Ивен сидел на перилах веранды.

— Состояние у вас плохое, — сказал доктор Дейду, — но поскольку вы старший из братьев, может, лучше, если эту записку прочтете вы. Решайте сами, как с ней быть, вам виднее.

Дейд взял записку и прочитал ее.

«Ивен, дорогой мой, не проклинай меня, пожалуйста. Я сказала тебе, что сделаю все для Рэда и Евы. Ну вот, это и есть — все, и я делаю это для них, потому что так их люблю. Это легко. Когда-нибудь я бы все равно это сделала. По крайней мере, я дала тебе Рэда и Еву. А это ведь уже кое-что, не так ли, милый? Я ничего больше не говорю тебе, чтоб и ты ничего больше не смог сказать Рэду и Еве. Не жалей обо мне. Будь им хорошим отцом. Сделай так, чтоб они любили меня. Сделай так, чтоб они думали обо мне хорошо. Я люблю тебя, мой дорогой. Не забывай меня. Суон».

— Большое вам спасибо, — сказал Дейд доктору. — Вы понимаете эту записку?

— Я понимаю только, что ночью, в какой-то момент, она приняла слишком большую дозу снотворного, — сказал доктор.

— Почему?

— Мне ничего не известно о ней. Но одно я могу сказать точно: физически она была совершенно здорова.

— Физически?

— Да.

— Что вы имеете в виду?

— Бывают, и нередко, такие личности с отклонениями от нормы, — сказал доктор, — которым в определенных обстоятельствах, ну, скажем, в браке, в семье, удается скрывать правду о себе в течение целого ряда лет. Это могут быть чрезвычайно приятные, привлекательные, вполне, казалось бы, благоразумные, а иногда и просто блестящие люди.

— Вы хотите сказать, что она была ненормальная?

— Я долго изучал записку у себя в кабинете. Вы, конечно, заметили, что она скомкана. Не я ее комкал. Я нашел записку скомканной под ее постелью. Возможно, что она не раз писала такие записки за время своего замужества, но потом уничтожала их. Сдается мне, у вашего брата был трудный брак, потому что не так уж просто поддерживать мир и безопасность с подобной личностью. Рано или поздно наступает одно из двух: или оба они становятся, ну, скажем, неуравновешенными и… кончают каким-нибудь насилием, или же рушится брак. Человеку из нашего народа нелегко пойти на разрыв брака. Она это знала. Она, по всей вероятности, решила уберечь его и детей, так как понимала, что если ей не уйти от них совсем, все они рано или поздно будут настигнуты безумием. Она знала, что ваш брат не из тех мужчин, которые могут отказать своим детям в их матери — по какой бы то ни было причине. Ей пришлось бы уйти с детьми, и тогда она не сумела бы быть им матерью, без его помощи не сумела бы. Оставалось с собой покончить, и она решила покончить. Такие люди способны на любой поступок. Она умерла не от операции. Я сообщил об этом как о разрыве сердца. Оно и было так в каком-то смысле.

— Бедная Суон, — сказал Дейд.

— Вы расскажете брату?

— Нет.

— Вы хотите записку?

— Нет.

— Вы узнали почерк?

— Да.

— Могу я сохранить записку в своих бумагах? Никто никогда не узнает о ней.

— Конечно.

— Сейчас я усыплю вас и надолго, — сказал доктор Элтоун. — Моя просьба — оставаться в постели до тех пор, пока я сам не разрешу вам подняться. Вечером я загляну снова и вообще буду навещать вас дважды в день в течение недели. Вы чистили свой пистолет, не так ли?

— Да, — сказал Дейд. — В четверг мне нужно подняться. На несколько часов. Я должен поехать с братом на похороны.

— Посмотрим, — сказал доктор. — Но во всяком случае вы должны немедленно вернуться домой и лечь.

— Хорошо, — сказал Дейд.

— Вы разговариваете во сне?

— Нет. А что?

— Вы забыли записку?

— Да, — сказал Дейд. — Пожалуйста, позовите моего брата.

Доктор вышел на веранду.

— Дейд просит вас на минутку.

Ивен и доктор Элтоун вошли в комнату Дейда.

— Я должен заснуть сейчас, Ивен, — сказал Дейд. — Номер и адрес Мэри Коури на бумаге возле телефона. Скажи, что я прошу ее приехать и провести здесь несколько дней. Когда поедешь за ней, захвати по дороге детей. Скажи Уоррену и Мэй, что Суон умерла от разрыва сердца. Скажи им, что со мною произошел досадный глупый несчастный случай и что мне нужно несколько дней полежать. Присматривай за всеми, пока я стану на ноги, ладно?

— Ладно, Дейд. — Ивен обернулся к доктору, словно давая ему понять, что все будет в порядке.

— Я приеду вечером часов в девять, — сказал доктор Элтоун Дейду. — К тому времени вы проснетесь. Мы придумаем, что бы вам поесть, а потом я снова усыплю вас. Он посмотрел на Ивена. — Скверная у вас на лбу шишка. — Он достал из своего саквояжа тюбик с какой-то мазью. — Смажьте ее вот этим.

Потом они вышли из комнаты, и доктор плотно прикрыл за собою дверь.

— Ему гораздо хуже, чем он думает, — сказал доктор. — Пожалуйста, дайте ему абсолютный покой. Вам и самому не мешало бы отдохнуть. Хотите снотворное?

— Нет, — сказал Ивен. — Я не пользуюсь им. Я засну вечером, когда уложу детей.

Доктор Элтоун попрощался, сел в свою машину и уехал. Отъехав от дома на милю, он остановил машину, вынул из кармана записку, осмотрел ее еще раз. Потом он еще раз осмотрел пузырек из-под лекарства — в нем были две таблетки; одну из них он сразу же проверил и узнал. Пузырек мог содержать двадцать таких таблеток, а то и больше. Три такие таблетки могли оказаться смертельны для многих, пять для большинства, а семь для любого. Он спрятал записку и пузырек в карман и поехал дальше.

В четверг днем доктор Элтоун был у них. С полчаса занимался он раной Дейда, потом сказал:

— Вам нельзя подниматься.

— Я должен, — сказал Дейд. — Дайте мне что-нибудь такое, чтоб я продержался на ногах часа три.

— Послушайте меня, — сказал Элтоун на их родном языке. — Вы в тяжелом состоянии.

— Знаю, — сказал Дейд.

— Вам нельзя сейчас подняться даже на час, — сказал доктор.

— Я понимаю, — сказал Дейд. — Но мы — семья. И мы потеряли члена семьи. Мы — это мой брат и я. Дети поехать не смогут. Они ничего не должны знать. Мой брат не может поехать один. С ним должен быть кто-то из семьи. Я понимаю, но я обязан ехать с моим братом на похороны его жены, матери его детей. Вы знаете сами, что я обязан ехать.

— Если с вами что-нибудь случится, будет расследование, — сказал доктор. — Смерть от пулевой раны непременно будет расследована. Я думаю не о себе. Я думаю о детях. Решайте сами, но мой долг сказать вам правду. Я уже трижды сделал вам переливание.

— Я должен быть с моим братом.

— Хорошо, — сказал доктор. — Сейчас я сделаю вам еще одно переливание, потом вы оденетесь и поедете. Вы будете там в два. Вы должны возвратиться не позднее четырех. Я буду ждать вас. Может быть, мне придется продежурить здесь ночь.

— Спасибо, — сказал Дейд.

В половине второго он оделся. Дети были во дворе с Мэри Коури. Мэри месила на столе тесто для хлеба, показывала Рэду и Еве, как это делается, разрешала им помогать и рассказывала о своих четырех сыновьях и двух дочках.