Фигль-Мигль - Долой стыд

При всей своей бесхитростности Славик очень ловко уворачивался от вопросов о личном. О родителях я кое-что выцарапал, какие-то крохи; о позднесоветском детстве. Отец-алкаш, мать, один на один оставшаяся с первой половиной девяностых; всё легко складывалось в понятную картину, и для меня стало ударом узнать, что алкаш был известный реставратор, а самоотверженная труженица-вдова билась с нуждой недолго, снабдив Вячеслава Германовича отчимом, чьё имя до сих пор навевает ужас.

Сведения эти принёс не полковник, как можно было подумать, а Нестор.

Для Нестора Славик оказался занозой, мешающей жить, — хотя он не отдавал себе в этом отчёта. Разве был Вячеслав Германович явный реакционер, изувер, слуга режима? То-то и оно! Энциклопедически образованные, добросовестные и лично привлекательные люди становились порой на грязную дорожку (тут Нестор неизбежно вспоминал Хайдеггера), но она же и приводила их впоследствии к историческому поражению, осуждению и покаянию — зрелище, поучительное для всякого. Так ведь Славик затаился в мире без дорог: тропы, которыми он бродил, были одинаково непригодны для тирана и гражданского общества. С врагом можно воевать, нетвёрдого союзника — пристыдить и сотней способов образумить; что сделаешь с человеком, для которого тебя вовсе нет? Вячеслав Германович даже не пытался понять, за что его наказывают. Он молча, покорно терпел, как мог бы терпеть голод и холод. От его терпения Нестор лез на стену.

«Знаете, доктор, — сказал мне Нестор в порыве откровенности и прозрения, — почему-то вот именно такого, тихого, хочется схватить и трясти, пока не завопит». — «Святых никто не любит», — сказал я. «Он не святой, а юродивый, — сердито сказал Нестор. — А вы знаете, кто его отец?» Тогда он мне и поведал.

Ну, папаша Нестора как источник информации не вызывает доверия. С другой стороны, он действительно везде крутился и многих знал. Его рассказы могу себе представить. Как у всех подобных людей, это одни фразы и намёки неизвестно на что. Я понял так, что отец Вячеслава Германовича имел идею фикс о масонском заговоре, под который он сгребал все прогрессивные поползновения своего времени. Из-за этого и общепризнанных связей с КГБ все честные от него отвернулись, а нечестных он пугал компрометирующими пьяными выходками. Ненадёжный и живописный человек. Я и самого Славика стал лучше понимать, с таким-то бэкграундом. А что до отчима, так тем более не удивительно, что мальчик убежал в словари и эдвардианскую литературу.

Воспользовавшись тем, что Нестор разболтался, я спросил его о положении специалиста.

— А вы не слышали? Скандал же был на всю страну.

То, что они называют «скандалом на всю страну», остаётся обычно вознёй в очень маленькой стеклянной банке: звук сквозь стекло почти не проходит, а видно только тому, на чьём рабочем столе эта банка стоит.

— Напомните мне.

— Его видели в ресторане. С Фуркиным и председателем Комитета по экстремизму.

— И что такого?

— И он теперь говорит «что такого». А то, что этот председатель курирует Имперский разъезд.

— ...Но они не могут не встречаться. По рабочим вопросам.

— Да! Но так, чтобы сегодня с одним, завтра — с другим. Не с обоими сразу! Это компрометирует вообще всех!

— Кроме него самого.

— На нём самом давно клейма негде поставить.

— Если на то пошло, сильнее всех подставился Фуркин.

— К Фуркину не липнет. Он же депутат, общественник. Обязан взаимодействовать.

— Вы меня окончательно запутали. Какая в итоге... партийная позиция?

— Доктор, я вам сто раз объяснял: у широкой демократической коалиции не может быть ничего партийного. Это объединение честных людей, а не партий! Мы избавляемся от мелких... внутривидовых дрязг.

— Но какая-то же позиция есть?

— Не «какая-то», а консолидированная! Разумеется, есть. Просто не нужно называть её партийной. Это неверно и политически близоруко.

— Больше не буду.

— Есть у меня план, — сказал Нестор, — и, прямо скажу, неплохой. В высшей степени изящная интрига. Я хочу, чтобы вы кое-что сделали.

Бегу, задыхаюсь, подумал я. И почему все изящные интриги так и выглядят, что кто-то что-то делает для вас, стратегов. Специалист вот тоже хочет, чтобы мы оторвали тебе голову.

— Да?

— Нужно, вы понимаете, вынудить его отказаться от этого двусмысленного положения. Дать чёткий ответ: с кем вы, Станислав Игоревич?

— Разве он не даёт ответ своим поведением? Разместился в Фонде Плеве. Работает на государство.

— Ну мало ли кто работает на государство. В реальной политике это ничего не значит. Это всё... для телезрителей. Короче, намекните ему, что на него готовят покушение. Угрозы ведь уже были? Были.

— Он не поверит.

— Почему?

— Потому что серьёзным структурам он не интересен. А у дурачков из Имперского разъезда руки не в том месте.

— И палка стреляет. Заодно Имперский разъезд с доски уберём.

— Но почему я? Какое я имею отношение к Имперскому разъезду? Откуда мне знать?

— А куратор ваш? Все знают, кто к вам ходит. Вот и скажите, что он сболтнул. Расслабился или прямо информацию доводит.

— И вы тоже ходите. И об этом все знают.

— Откажетесь нам помогать...

Он не смог с ходу придумать угрозы, но я знал, что омрачить мою жизнь несложно. Перевести Вячеслава Германовича к другому врачу и на лекарственную терапию, разгласить кое-какие тайны: клиенты поверят, что это сделал я. Чтобы оправдаться, я должен буду сообщить, что об их трусах и кошмарах прилежно осведомляю сразу две спецслужбы. И кому тогда будет интересно, что я защищал их, как лев.

Но сдаться просто так я не желал.

— Нестор, а вам не кажется, что вы своей интригой перебьёте интригу более, так сказать, зрелую? Вы знаете, кто и зачем его прислал?

— Знаю. Никто. А даже если и кто-то, нам Москва не указ.

Нестор при всех недостатках был питерский патриот — особенно с тех пор, как пожил в Москве и ему там не понравилось.

— В Демократическом Контроле, знаете, нет такого понятия, как вертикаль власти.

И опять он был прав. Умели бы его товарищи делать вертикаль власти — хотя бы и с Госдепом наверху, — давно бы перебрались с площадей хотя бы в Думу.

— Я подумаю, что можно сделать.

— Думать-то зачем? Сделайте, и всё.

Этот разговор имел последствия.

Подходило время очередного взноса, а грабить больше было некого. Славик нищ как церковная крыса, а остальные уже внесли свою лепту, и если ретивый следователь додумается сличить дела... Нет, вздор. Полдюжины краж в разных районах, разные следователи, потерпевшие не знакомы друг с другом — и вряд ли кто из них в показаниях признался, что ходит к психотерапевту. Кто там будет копать; это всего лишь кража, а не убийство.