Александр Зиновьев - В преддверии рая

По окончании школы обученные больные распределялись по различным учреждениям. Вечерники, окончившие школу без отрыва от производства, оставались на прежних местах. Выпускникам рекомендовались формы поведения, приносившие им репутацию критически настроенных, ненадежных, инакомыслящих и т.д. Им рекомендовали вступать в связи с иностранцами, распространять запретную литературу, подписывать письма и т.п. Многие из них преуспели в этом деле. О некоторых писали на Западе и передавали «Голоса». Один разошелся до того, что его пришлось пустить на Запад, так как в его защиту создали целый комитет. Пришлось ему автомобильную катастрофу организовать. Когда представлялся подходящий случай, зарекомендовавших себя диссидентами выпускников школы забирали в «психушки» и лечили их там /довольно успешно/ открыто для всех желающих посмотреть. Лечили их тоже выпускники школы. Лечили в больницах, являющихся филиалами ИСИ.

Кое-кого проглядели. Своевременно не распознали. На сигналы не реагировали. А сигналы наверняка были. Не могли не быть. Народ у нас дотошный, все замечает. Вот, например, пришел А на собрание, отметился и сбежал. В партбюро сигнал: такой-то сбежал. А в бюро дружки сидят, из мухи слона раздувать не хотят. Мол, собрание — чистая формальность, а А нужно ребенка из детского сада брать. Потом А в нетрезвом виде замечен был. Опять сигнал. И опять либерализм. Кто, мол, нынче не пьет?! На свои же пьет, не ворует. А все наглеет. Статейку напечатал без ссылок на классиков. Опять сигнал. И опять без последствий. Классики, мол, тут ни при чем. И вот итог: подписал А клеветническое письмо. Хватились, а уж поздно. Теперь уж не воспитывать, а наказывать надо. И не прояви мы ложного либерализма в свое время, не было бы этого. Был бы А наш человек.

Террориста втолкнули в палату. Отныне и навеки, сказали ему, это будет твой первичный коллектив. Ячейка коммунизма, ха-ха-ха! Террорист огляделся. Большая комната без окон и вообще без всяких предметов. Все белое. Неизвестно, откуда падает свет. Грохочет радио. Передают последние известия многолетней давности. Присмотревшись внимательнее, Террорист заметил десять коек, убранных в ниши в стенах. Значит, «ячейка» — десять человек. Но в палате было пока только двое. Одно существо похожее на женщину, другое — на мужчину. Познакомившись, Террорист узнал, что было как раз наоборот. Ликвидировали существенные различия между мужчиной и женщиной, сказал мужчина, похожий на женщину. И гуманизм проявили. Общество бесполых существ! Где мы и что происходит, спросил Террорист. Если бы мы знали, сказал мужчина /он представился как Пропагандист/. Не тюрьма, не больница, не лагерь. Скорее — лаборатория, и мы подопытные кролики.

Раздался звонок. Из стены выдвинулся унитаз. Скорее, сказал Пропагандист. Они нам дают по тридцать секунд на душу. Задумано, судя по всему, грандиозно. Один унитаз чего стоит. Чудо техники. Во что все это обошлось! А тут по моим предварительным подсчетам должно быть до пятидесяти тысяч подопытных. Не менее пяти тысяч обслуживающего персонала. Вот сейчас вы познакомитесь еще с одним чудом науки и техники. Пища космонавтов! Целая академия здоровья ее вырабатывала. В этот момент раздался прерывистый звонок. Из стены выдвинулись трубки. Следуя примеру Пропагандиста, Террорист взял в рот трубку, и в него потекла отвратная бурда, именуемая /не в шутку, а всерьез/ пищей космонавтов.

А кое-кто впадает в критиканство от чрезмерного усердия. Вот, например, выступил высший руководитель и призвал поднять некое дело на новую ступень. Призвал, и дело с концом. Ему это по чину положено. А ты, если ты с понятием и политически зрелый, выслушай, обозначь свою готовность и продолжай делать то, что делал до сих пор: ничего не делай. Ты как бы вытянись по стойке смирно, как бы щелкни каблуками, как бы изобрази на своем лице этакое «слушаюсь!», дернись, что ли слегка, вздрогни от усердия. И иди себе добирать подальше от глаз начальства. Но находятся неопытные, кидаются сломя голову двигать и подымать. А куда и зачем, сами не знают. И получают, естественно, по морде. И недовольство выражать начинают. И еще раз по морде получают, теперь уж — за дело!

Члены комиссии вошли в кабинет заведующего диспансером и не спеша расселись за гигантским столом, покрытым зеленым сукном. Расселись в строгом соответствии с должностями, званиями, степенями, известностью, весом в науке, возрастом. Это получилось само собой, в силу многолетнего опыта, приобретаемого гражданами Страны с самого рождения. Для постороннего неискушенного глаза такое рассаживание показалось бы хаотическим. Да и сами члены комиссии вряд ли смогли бы внятно объяснить, почему они расселись так, а не иначе. Но беспристрастный социолог смог бы очень быстро обнаружить тут строгое следование некоей закономерности, выразимой даже на языке математики.

В ожидании председателя комиссии и представителей Органов Государственной Безопасности и Идеологического Отдела Высшего Совета Партии переговаривались на самые разные темы. Молодой человек с бородкой и в огромных заграничных очках, недавно защитивший докторскую диссертацию на очень модную тему, рассказывал новейшие анекдоты своей соседке, мрачной и неопрятной женщине средних лет, только что вернувшейся с международного конгресса, где она сделала успешное выступление. Толстый лысый мужчина, претендующий со временем занять то самое место в науке, которое сейчас занимает председатель комиссии, объяснял высокому пожилому человеку в обычных очках и с брезгливым выражением лица, почему столичная сборная по хоккею проиграла последний матч «этим вшивым полякам». Молодящаяся, когда-то красивая женщина с многочисленными украшениями на руках, на шее и в ушах шептала своей апатичной соседке о том, что скоро увеличат вдвое цены на золото и меха.

Наконец вошел председатель, сопровождаемый двумя мужчинами, которые сначала произвели на собравшихся впечатление сереньких незначительных субъектов, а потом, когда те спокойно приткнулись где-то у краешка стола, показались исполненными силы личностями «оттуда». Председатель комиссии, известный ученый, действительный член Академии Медицинских Наук, член ряда зарубежных академий, Герой Труда, Лауреат премий, Депутат и т.п., постучал карандашом о графин, призывая собравшихся к порядку и тишине, откашлялся и начал вступительную речь. Говорил он долго и нудно, повторяя многократно газетные штампы о сложности переживаемого момента, о воспитании нового человека, об идеологических диверсиях. Часто цитировал классиков и последние речи Вождя. Говорил, любуясь своей собственной значительностью и воображая, что собравшиеся испытывают наслаждение от близкого общения с ним и слушания его содержательной речи. Он знал, что все они потом будут рассказывать друзьям и сослуживцам о том, что лично знакомы с ним. Он знал также, что представитель Органов доложит о его поведении, где следует, и его утвердят главой делегации на предстоящий международный конгресс, а представитель Идеологического Отдела доложит Секретарю, и тот предложит назначить его главой этой самой делегации. Да, чуть было не забыл,— подумал председатель, пока его язык привычно нес чепуху,— надо сослаться на Секретаря.