Александр Зиновьев - В преддверии рая

Поясню популярно различие между стратегией и тактикой размышлений о жизни, а затем обрисую в общих чертах задачи первой. Допустим, вы — уборщица почтенного научно-исследовательского учреждения Академии Наук, и вам известно, что в Центральном Универмаге будут продавать шапки-ушанки из ондатры. Откуда известно? Во-первых, вы не новичок в этом деле, и что и где «выкидывают», «выбрасывают», «подбрасывают» и «забрасывают», вы знаете наперечет. Во-вторых, вы еще вчера заняли очередь на эти шапки, т.е. вписались в многосотенный список в нескольких местах под разными вымышленными фамилиями и трижды за ночь бегали проверяться. Зачем вам пять шапок? Не будем наивными: место в очереди без гарантии купить шапку стоит пятерку, очередь с гарантией — десятку, готовая шапка приносит чистыми двадцать рублей. Это очевидно младенцам, а вы — взрослые люди, а задаете такие глупые вопросы. Стыдитесь! Итак, возникает проблема: сматываться с работы за шапками или нет? Стратегия думания на этот счет говорит: тут и думать нечего! Конечно, сматываться, и как можно быстрее! А вот как конкретно и под каким соусом смыться, это уже проблемы тактики реализации стратегического принципа. При этом вы стремитесь изловчиться так, чтобы и шапки были целы, и институтские начальники были сыты. Теперь допустим, что вы — нормальный бездарный старший научный сотрудник того же учреждения, которому слава научного открытия не только не светит, но даже не греет. И перед вами встает проблема подержать вновь назначенного директора, кретина и прохвоста, или нет? Что скажет по сему поводу стратегия размышления о жизни? Верно! Видите, вы сами и без моей помощи начинаете соображать. Тут и думать нечего, не говорит, а вопит стратегия. Конечно, поддержать! А что шепчет тактика? И тут вы правы. Если стратегия — ваш первый полномочный министр, то тактика — всесильный тайный советник. Она шепчет: надо,брат, изловчиться так, чтобы ты при этом выглядел как принципиальный крупный ученый, озабоченный интересами дела. Или вы все тот же /и даже еще более побездарневший/ старший научный сотрудник, впервые удостоенный чести быть избранным в партбюро учреждения. Это после того самого выступления тебя как коллеги, так и начальство оценили и решили избрать. Как себя вести? Опять же, что скажет по сему поводу стратегия? Тут и думать нечего, держи себя так, как будто тебя вообще нет. Тактика же скажет: изловчись так, чтобы тебя сочли толковым работником, скромным, умным, надежным. Как? Не мне тебя учить! Два-три замечания в год. В самом начале, в самой середине и перед перевыборами. Коротко /старшие товарищи не любят начинающих трепачей, хотя сами любят трепаться/, но совершенно невразумительно. Остальное время аккуратно ходи на заседания. Собирай взносы. Следи за исполнением. И результаты не замедлят сказаться. На следующий год ты пройдешь в партбюро первым по списку. Три-четыре голоса всего будет против. Естественно, мысль о том, что ты будешь секретарем, будет носиться в воздухе. И пусть носится. Тут и думать нечего... Ясно? Думаю, что примеров достаточно. Перейдем к обобщениям.

Стратегия размышлений о жизни трактует такого рода проблемы, которые можно обобщить понятием «тут и думать нечего», а тактика — «надо изловчиться так, чтобы». Стратегия, повторяю, есть наука о правилах размышления о проблемах типа «тут и думать нечего». Звучит несколько парадоксально, но что поделаешь, таков сам мир, в который мы появляемся из небытия, чтобы подтвердить лишний раз правоту доктрины, и из которого исчезаем в небытие, чтобы ее окончательно и бесповоротно отвергнуть. Первый фундаментальный принцип рассматриваемой стратегии звучит совершенно однозначно: не думай! Ибо не стоит. Так как все равно ничего не поделаешь. Поскольку это ничего не даст и т.д. и т.п. Эти детали можно опустить, ибо они ясны уже из самой формулировки принципа. Второй принцип, относящийся к первому аналогично тому, как относится одна сторона основного вопроса марксистской философии к другой, звучит столь же категорично: если нельзя не думать, то думай так, чтобы всем без исключения было ясно, что не думаешь и думать не собираешься.

Люди, говорил Забулдыга, делятся на трезвенников и выпивающих. Классификация первых есть дело социологии. Ко вторым же нужен диалектический подход. Это, пожалуй, единственный случай, когда без поллитра... прошу прощения, без диалектики никак не разберешься. Здесь имеют место две линии развития. Одна линия: прикладывающиеся — пьющие — гуляки — забулдыги. Упомянутые категории суть ступени развития от низшего к высшему. Эта линия в основном для интеллигенции, для творческих работников. Другая линия: закладывающие — пьяницы — пропойцы — алкаши. Эта линия в основном для трудящихся и руководителей /помните: единство партии и народа?/. Примыкающие к первой линии держатся в тени, их преследует милиция, коллектив их не защищает, при первом же подозрении их волокут в вытрезвитель, сообщают на работу, вызывают на спецкомиссии, сажают в каталажку и в «психушки». Примыкающие же ко второй линии пьют дома /начальники/ или на виду у всех /трудящиеся/. Они шумят, куражатся, валяются на тротуарах, милиция их забирает в крайнем случае. Слегка качающийся интеллектуал считается пьяным до бесчувствия, валяющийся пролетарий считается слегка подвыпившим,— в этом прежде всего сказывается народность нашего строя. Странно, почему отказались от формулы «диктатура пролетариата»? В отношении милиции к представителям той и другой линии сказывается /помимо высших идейных соображений/ и чисто экономический фактор. Если представитель второй линии — он пьет дома. К тому же он сам тебя в любое время засадить может. Если он пролетарий, у него в карманах нет ни шиша. А у представителей первой линии даже в самых тяжких случаях в карманах что-нибудь найдется /сигареты, носовой платок/. И выкуп потом можно будет взять за несообщение на работу.

В первый же вечер мой стрелок поволок меня в «Чайный домик»— так называют здесь чуть живую старую избу, в которой живут две страшные-престрашные потаскухи. Они дают почти даром, только за соучастие в выпивке. А без выпивки туда лучше не ходить: вырвет от омерзения. Потом мы узнали, что они получают еще и моральное удовлетворение от количества ребят, которые с ними переспали. На качество они внимания не обращают, так как в доме всегда полумрак, стимулирующий /по мысли поэтов/ любовные настроения, а в головах участников драмы всегда полупьяный или сверхпьяный дурман. Одна из красоток /крысоток, точнее говоря/ спит на печке на вонючей овчине, другая — на некоем подобии кровати рядом, укрываясь лоскутным одеялом, сделанным еще до революции /судя по запаху/. А мы не напоремся, спросил я Стрелка. Нет, сказал он уверенно, я обеих проверил. К бабам мы быстро привыкли. У нас даже некоторая интимность появилась. А они не такие уж страшные, сказал я. Если помыть, причесать и приодеть, даже ничего себе выглядеть будут. Это дерьмо уже не отмоешь, сказал Стрелок. И дальше туалета появляться с ними нельзя. Но по мне - все равно, что они потаскухи, что невинные красотки. Я к ним вообще хожу только из принципа.