Александр Зиновьев - В преддверии рая

— Мне такая программа не подходит,— говорит Тоня. — Я добрый, я не умею ненавидеть и мстить.

— Копи добро, это и будет твоя месть. И береги себя. И твой талант сам выведет тебя на верную дорогу. Почитай что-нибудь веселое!

В течение первого года армейской службы о женщинах мы не думали. Тяжелая служба, плохая еда и медицинские препараты, добавляемые в еду, делали свое дело,— превращали нас в вялые существа, думающие только о том, чтобы поспать да пожрать. На втором году стал пробуждаться интерес к женщинам. Мы окрепли, приспособились к тяготам службы, научились сачковать. Очевидно, и действие лекарств стало ослабевать. Незадолго до войны нас направили на железнодорожный разъезд разгружать эшелон с авиабомбами. Около разъезда строили укрепления. И нагнали туда сотни женщин. Те копали землю, таскали шпалы. Вид у них был жалкий,— черные от загара и пыли, в рванье. Тут-то мы вдруг почувствовали, что мы — мужчины. Скорее, это бабы почувствовали, что мы — мужчины. Мы еще некоторое время сопротивлялись. Но не устояли. За неделю мы обрели минимальные познания в делах любви. После этого отбить у нас интерес к женщинам не смогла никакая работа, кормежка и медицина. Куда бы мы после этого ни попадали, мы первым делом обследовали ситуацию с бабами. Не брезговали ничем, руководствуясь принципом: бери, что подвернется, бог увидит, лучше даст.

Но не все были такими. В нашем звене большинство ребят ни разу не имели дела с женщинами, хотя достать бабу — не проблема. Не понимаю, почему так получалось. Может быть, привычка, страх, заторможенность. Некоторые из принципа избегали. Макаров, например. Но он еще до войны женился и заимел ребенка. И хранил верность. Наши же отличники даже тогда, когда на них не смотрит начальство, ведут себя так, как будто они на строевых занятиях или на политподготовке. Прилепин, например, красивый парень, но еще невинен. Мы с Китом предложили ему устроить бабенку. Он покрылся красными пятнами и отказался. Хижняк сначала занимался онанизмом, а потом потихоньку женился. Забавно, что жену Хижняка, явную потаскушку, «потягивали» ребята из нашего звена. Первым затеял это Мамалыга. Она пришла нас навестить, когда у нас была строевая. Мамалыга попросился «отлить» и тут же за кустиками трахнул ее, пока Хижняк отрабатывал повороты и отдачу чести.

Самый крупный специалист по женской части у нас — Кит. Однажды мы грузили дрова в тридцати километрах от города и договорились там с девчонками о встрече.В первый же караул мы «откупились», т.е. оставили ребятам свою еду за то, что они за нас будут стоять на посту, и отправились на свидание. По дороге туда Кит мимоходом «сделал» трех баб. Потом мы провели бурную ночь со своими «дамами» в копнах сена. Утром я еле на ногах стоял. Наши «дамы» достали самогонки и чуть-чуть закуски. Мы выпили, продолжили ночные упражнения. В полдень двинулись обратно. Я еле волок ноги. А Кит опять «сделал» тех трех баб. «Делал» у меня на виду, а у меня не было сил полюбоваться этим увлекательным зрелищем.

Вокруг школы сложился устойчивый контингент женщин, которые переходят «по наследству» от одного окончившего звена к другому. Однако это обычно некрасивые и неинтересные женщины, одно слово — бабы. На таких клюют только «с голодухи». А если курсант удовлетворил свои насущные потребности, он уже метит выше, выбирает кое-что посвежей и повыгодней. К тому времени, как мы попали в школу, в окрестностях ее все мало-мальски приличные места были «забиты». К ним пристроились инструктора, техники, преподаватели, первые выпускники. Многие из этих девчат теперь вдовы. Кое-кто вышел замуж вторично и имеет шансы повторить это. Женские резервы пополняются за счет подрастающих поколений, но в город перевели танковое училище и училище связи. И наши возможности сократились. И найти в городе незанятую приличную бабу стало трудной проблемой. На этой почве начались столкновения с танкистами и связистами, которые порой кончались перестрелкой.

— Идиотство,— сказал Макаров, когда мы обсуждали эту проблему во время чистки картошки. — Во всех армиях мира испокон веков были солдатские бордели. Три штуки на город, и все проблемы решены.

— Нельзя,— возразил Мамалыга,— безнравственно.

— А блядство, которое творится, нравственно? А онанизм? А гомосексуализм? Бордель куда чище и нравственней.

Поступив на философский факультет, Митя оказался в сложном положении. Он попал в идеологический канал. Но началась эпоха либерализма, и у него /как и у многих других/ возникла иллюзия, будто он может продвигаться по каналу культуры /науки/. Имелись шансы пойти по линии партийно-представительной работы, ибо уже на втором курсе он стал комсомольским секретарем, а на третьем курсе вступил в партию. Парень он был выдержанный, рассудительный, добросовестный. Это заметило руководство факультета.Фотография его как отличника не слезала с доски почета. В стенгазете о нем напечатали проникновенную заметку.

В это время Митя женился на Катюше. Он мог жениться на той девочке, у которой папа в ЦК. Но помешала репутация честного и благородного человека /будь она проклята!/. У Мити не хватило духу переступить эту черту, из-за чего он долгое время внутренне терзался. Несколько лет спустя он понял, что этот его промах пошел ему на пользу. Парень, женившийся на той девочке, бросив для этого жену с ребенком где-то за Уралом, достиг лишь поста заместителя начальника главка во второстепенном министерстве. И застрял на этом месте, подумывая о переходе на научную работу. А репутация благородного рыцаря позволила потом Мите сделать более серьезный шаг.

В это же самое время у Мити обнаружились способности. Об этом заявил Учитель. Он помог Мите напечатать маленькую статеечку в журнале, на две трети написав ее сам. И тщеславие ученого вспыхнуло в Мите. Он даже попросил освободить его от секретарских обязанностей, сославшись на занятость научной работой: он совместно с Учителем готовил большую статью для ответственного журнала.