Чарльз Мерджендал - Куст ежевики

— Когда-нибудь, — сказал он и поцеловал ее.

Потом она заплакала. А он вышел и долго смотрел вслед уходящему составу.

«Пусть твоя дорога будет легче, чем моя» [11] Слова из песни. — Прим. пер. . И он медленно поехал по направлению к Ист-Нортону.

— Давайте помолимся, черт побери, давайте помолимся, черт побери!

— Замолчи! Ради бога, замолчи!

— Давайте помолимся, черт побери!

Когда-нибудь он свернет шею этому попугаю, задушит его собственными руками. И терпит-то он его только потому, что эту чертову птицу подарила ему на день рождения Руфь Кили в то время, когда их многое связывало. «Чудесно впишется в твою гостиную, — сказала она. — Раньше капитаны привозили их домой из дальних странствий. К тому же он может составить тебе компанию».

Питер так никогда и не составил ему компании.

Сэм взял из своего импровизированного бара бутылку виски и налил себе снова. Из кухни появилась миссис О’Хара. Она посмотрела на бокал в его руке.

— Мистер Макфай…

— Ты что, шпионишь за мной?

— Пора обедать. Сейчас четыре часа…

— К черту обед!

— Но вы же должны что-нибудь поесть, — сказала миссис О’Хара.

— Ничего я не должен.

— Но миссис Макфай…

— Если она захочет есть, когда вернется из больницы, она может приготовить себе что-нибудь сама. — Он допил виски и добавил: — Почему ты не навестишь свою двоюродную сестру в Харпсуэлле?

Миссис О’Хара обиженно поджала коричневые губы и ретировалась на кухню.

Не надо было с ней говорить в таком тоне. И виски второй раз не стоило пить. Но эти два дня после возвращения Маргрет из Нью-Хавена были какие-то странные. Что-то витало в воздухе. Что-то подозрительное. Какая-то тайна. Что-то такое, чего он не знал, но знала она. Точно, как тридцать пять лет назад, когда доктор Пол Монфорд пытался говорить с ним о состоянии здоровья его жены. Тогда он тоже чувствовал, что-то не так, задолго до того, как Поль положил ему на плечо руку и сказал: «Мальчик, Сэм, а… Мне очень жаль, Сэм».

Как же, жаль ему было. Может быть, сам же все и подстроил. Не мог спасти мать и ребенка и сделал выбор, даже не посоветовавшись с ним. Лишил жизни мать, потому что Пол был католиком, а у этих католиков свои правила, и никто его не убедит в том, что выбора не было и что католическая вера здесь совершенно ни при чем.

Тогда у него было предчувствие. Что-то похожее он испытывал и теперь. Гай только что вернулся из Бостона, Маргрет ведет себя странно, кажется расстроенной, но как-то иначе, чем раньше. Похоже на тихую истерику, за которой может последовать взрыв. В общем, затишье перед бурей.

— Давайте помолимся, черт побери!

— Сказал тебе — заткнись! — он стремительно вышел в коридор и позвонил Гаю домой. Линия была занята. Он налил себе еще и стал думать. Он думал о том, что в Гае продолжает жить религия его детства. Возможно, сейчас это не имеет какого-то значения и даже напротив, в случае с Лэрри, наверное, чем набожнее врач, тем лучше для дела. Он позвонил Гаю еще раз. Линия опять была занята. Он чертыхнулся, Питер, как эхо, повторил ругательство. Сэм вышел на улицу, сел в машину и в сумерках поехал к маленькому дому Гая на холме. Проезжая мимо ресторана Пата, он хотел было заскочить туда на минутку. Но в баре он мог встретиться с Шеффером-пьяницей и, вспомнив, что довело Шеффера до такой жизни и куда он сам попал, когда сорвался в очередной раз, решил, что не стоит. Решил он также с завтрашнего дня выпивать пореже и, в конце концов, завязать с этим делом совсем.

Проходя по тропинке, вдоль которой с обеих сторон тянулась самшитовая изгородь, он остановился и посмотрел вниз на зазубрины, у основания которых весной зацветали маргаритки — на костях Пола Монфорда, умершего много лет назад. Череп у него раскололся надвое об эти камни. С его женой, Эстер, была настоящая истерика, а отец Серрано причастил его прежде, чем понял, что это самоубийство и что человек уж минут двадцать как мертв.

— Так ему и надо, — пробормотал Сэм, но тут же пожалел о своих словах. Ведь ему тоже смотрели в глаза утрата и смерть, и если бы он оказался на этой галерее — в эту самую минуту…

Дверь кабинета Гая была закрыта. Изнутри доносились приглушенные голоса. Сэм сел в плетеное кресло и раскрыл «Лайф». Журнал был старый. Он швырнул его на столик и стал пристально разглядывать свои руки и ноги. Он подумал, что ботинки не мешало бы хорошенько почистить. Кстати, пора бы приобрести новые. На этот раз хотелось бы черные, с маленькими кисточками.

Миссис Колумбо, уборщица-португалка, вышла из гостиной. Она навела порядок на журнальном столике, сняла с вешалки в прихожей свое старое пальто и ушла. Интересно, подумал Сэм, почему Гай не возьмет постоянную домработницу? И почему он до сих пор не женат? Черт, да ведь уже шесть лет прошло с тех пор, как умерла Джулия. Что и говорить, огонь была женщина… А он-то сам сколько лет живет бобылем…

Гай вышел из кабинета. Рядом с ним, прихрамывая, шел подросток.

— Может быть, месяц, — говорил на ходу Гай. — Может, и больше. Ты там связку порвал, Фрэнки, и, конечно, потребуется время, чтобы она срослась.

— Я уже не смогу играть в баскетбол? — спросил Фрэнки.

— Боюсь, что нет, Фрэнки.

— А в бейсбол?

— Посмотрим. Во всяком случае, я делаю все, что в моих силах.

— Вечно мне не везет, — пожаловался Фрэнки и вышел.

Сэм вскочил на ноги.

— Я звонил тебе, Гай… Было занято… Позвонил еще раз. Все время занято.

— Что случилось, Сэм?

— Что-то происходит с Маргрет. Что-то странное. Но я, кажется, догадался.

— Да?

— Да… На этом съезде. Ты, наверное, спрашивал там… слушал доклады.

— Да, конечно.

— Узнал что-нибудь о болезни Лэрри?

— Да, я говорил с доктором Пастеном.

— И он сказал тебе, а ты — Маргрет, только мне вы ничего не говорите.

— Пастен сказал… он сказал, что во многих случаях болезнь можно приостановить.

— Приостановить?

— Именно так он и сказал.

— Ты приостанавливаешь?

— Я делаю все возможное, Сэм. И ты знаешь это. Большего никто бы не смог сделать.

— Остается только молиться, — сказал Сэм.

— Да, Сэм… Молиться.

— Да… Молиться — это мысль. Кстати, ты уже лет двадцать не ходишь в церковь.

Гай не ответил. Он отвернулся, потом снова взглянул на Сэма.

— Ты неважно выглядишь, Сэм. Если хочешь, я дам тебе успокоительное на несколько дней.

— Мне не нужны никакие таблетки. Если кто в них и нуждается, так это Маргрет. С тех пор, как она вернулась из Нью-Хавена… Что-то происходит… Что-то странное… — Он нетвердой походкой направился к двери, потом остановился и добавил:

— Ну, что ж, давайте помолимся. И весь этот проклятый город пусть помолится с нами. Я поговорю с Джоном Треливеном, всю церковь подниму на ноги. В следующее воскресенье — пусть отслужат большой молебен. — Он иронично засмеялся. — Ты, конечно, тоже придешь?