Чарльз Мерджендал - Куст ежевики

Он уселся за столик, спиной к дверям. Бар был набит уже сильно окосевшими представителями прессы, которые без конца над чем-то смеялись. Были здесь и жители пригорода, которых он ежедневно встречал в суде. Они заехали сюда выпить и пообедать перед тем, как отправиться домой, чтобы утром вернуться и снова внимательно следить за ходом процесса. Ну что же, завтра им будет что посмотреть. Расходы окупятся с лихвой. Спешите, господа, на великолепное шоу блестящего адвоката Бертрана Л. Мосли, эсквайра, эрудита, специалиста по организации зрелищ.

— Что будете пить? — спросила Бетси, стараясь перекричать шум.

— Двойное виски, Бетси. Нет, лучше — тройное. — Когда она отходила от столика, он игриво хлопнул ее по заду. Она вздрогнула, обернулась и посмотрела на него с ленивой, циничной усмешкой.

— Силу девать некуда?

Он захохотал во всю глотку. Он смеялся над смертельно скучающим полицейским, который был поставлен на лестнице, чтобы пропускать на второй этаж только представителей прессы, и над его сослуживцем, дежурившим этажом выше. Хохотал над репортерами и незнакомыми приезжими. Когда Бетси принесла виски, он залпом выпил и сказал:

— Если ты не занята сегодня, дорогая…

— С меня достаточно прошлого раза.

— Ну, и черт с тобой! — На кой черт она ему нужна такая — лежит, как бревно, и только поторапливает: «Давай, давай». И Фрэн пусть катится к чертовой матери с ее вечным «вот так, вот так», с ее ласками и ее помощью. Кому они нужны такие? Только не Берту Мосли. Берт Мосли подачек не принимает.

От компании репортеров за дальним столиком отделился худой человек со странными глазами. Он подошёл к Берту и спросил:

— Не возражаете? — и, когда Берт кивком указал на свободный стул, сел и уставился на него своими необыкновенными светлыми, почти белыми глазами поверх налитого доверху стакана со сверкающей жидкостью. Он был немного пьян и казался несколько растерянным. — Я наблюдал за вами в суде, — пробормотал он наконец.

— И что же?

— Вы хорошо смотритесь. Поразительная внешность. Высокий рост, светлые кудри, широкие плечи. — Его белые глаза сияли. Берту стало не по себе. Ему вдруг беспричинно захотелось ударить этого человека. — У меня в комнате есть немного виски, — продолжал репортер, и Берт, наконец, все понял, и его затрясло, как в лихорадке.

— Пошел вон! Пошел вон отсюда!

— Простите. — Человек нерешительно встал. — Я ошибся.

— Именно так, черт тебя побери!

Человек продолжал бормотать извинения:

— Ошибся… Ваша внешность… Я подумал…

— Убирайся!

Репортер, спотыкаясь, пошел прочь. Берт горящими от бешенства глазами смотрел ему вслед. Он поднял бокал и увидел, что рука у него дрожит. Он не из тех. Кто угодно, только не Берт Мосли.

— Молодец! — услышал он за спиной чей-то голос. Это была Сильвия Стейн. Все в той же юбке и блузке, в том же расстегнутом жакете и роговых очках. Такая же холодная, решительная и совершенно неуязвимая. Она села рядом и сказала: — Я все время наблюдала за вами. Хотелось знать, чем это кончится.

— И чем это, по-твоему, должно было кончиться?

Она пожала плечами и поправила свою короткую и без того аккуратную прическу:

— В конце концов, трудно судить о содержании книги по одной обложке.

— Сука ты.

— Спасибо и на этом.

— В жизни никогда не был гомосексуалистом.

— И вообще никем таким, верно?

— Послушай, ты…

— О, я прекрасно знаю твой тип. Настоящий мужчина… Видимость одна.

— В таком случае и ты убирайся отсюда.

Она пропустила его последние слова мимо ушей. Заказала себе коктейль. Бережно поглаживая бокал своими длинными пальцами с красным маникюром, спросила:

— Что это с тобой сегодня?

— Потом узнаешь.

— Собираешься выставить как свидетеля самого Монфорда?

— Не угадала.

— Миссис Макфай?

— Видишь, какая ты умница.

— О’кей. — Помолчав, она спросила: — Томми сказал тебе, что у него в номере есть виски?

— Томми?

— Гомик из Провиденса.

— Ну и что, если даже так?

— Просто спросила.

— У всех в номере есть виски. У тебя. И у меня тоже. — Бог мой, как он ее ненавидит. — Не хотела бы ты пойти ко мне в номер и попробовать мое виски? — Слова его словно повисли в воздухе, и он уже стал сомневаться в том, что вообще произнес их, когда она, наконец, ответила:

— Ты занятный парень, Бертран Мосли.

— О тебе у меня тоже есть свое мнение.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я бы не сказал, что ты слишком женственна.

— А ты предпочитаешь женственных? Ну, что же, это видно. Хочешь, чтобы за тебя цеплялись, верно? Или делали вид, а цеплялся бы ты сам? И чувствовал бы себя при этом большим и сильным.

— Если мне чего и хочется, — огрызнулся он, — так это двинуть своим большим кулаком в твою маленькую хорошенькую мордочку.

— Никогда не бей женщин в очках.

— Мужчины редко выполняют такие угрозы. — Чудо, что за разговор у нас получился! Он швырнул счет на стол и добавил: — Мисс Стейн, пари не хотите?

— Я попробую твое виски, если ты это имеешь в виду.

— Хорошо. Только заткнись, ради бога! — Он поднялся и направился к выходу. Мисс Стейн пошла за ним.

В машине они не разговаривали. Мисс Стейн сидела, прислонившись к дверце, а Берт вел машину, свирепо глядя вперед. Его радостное возбуждение превратилось теперь в ярость. Он по-прежнему чувствовал себя могучим и непобедимым. Но теперь им овладело желание разрушать. И первой он хотел уничтожить мисс Сильвию Стейн.

— Ты свирепый мужчина, — подколола она его. — По лицу видно.

Он промолчал.

— Тебе надо так или иначе выиграть дело, и это будет самым большим достижением твоей жизни.

— Не самым большим, — обронил он, сам еще до конца не понимая, куда клонит.

Он затормозил перед антикварным магазином Эдны Уэллис. Дом был погружен в темноту, и на мгновение его охватил страх. А что, если Эдна возвратится и увидит мисс Стейн, выходящей из его квартиры? Впрочем, Эдна языком трепать не станет. Дело в другом: если он никогда не знал, как пригласить к себе домой Фрэн, которая была его невестой, то не глупость ли эта дурацкая затея с совершенно незнакомой ему женщиной? Невеста, подумал он. Невеста? Он уже успел забыть тот вечер, когда Фрэн плакала, а он обещал жениться и увезти ее в Бостон. Казалось, с тех пор прошли месяцы и даже годы. А может, этого вообще никогда не было.

Мисс Стейн спросила:

— Ты чем-то встревожен?

— Нет.

— Ты знаешь, я вовсе не ищу приключений. Ты пригласил меня выпить. Я выпью, и с этого момента каждый будет платить сам за себя.

— Не возражаю.

— Я могу выцарапать тебе глаза. Могу закричать или ударить тебя пепельницей, или, скажем, ткнуть в глаз ножницами.

— А я могу не дать тебе на то никаких оснований. — Он посмотрел на нее в упор, она не отвела своих немигающих глаз, стояла и слегка улыбалась, а его жутко раздражала эта холодная, искушенная улыбка, и это умение владеть собой, которое она демонстрировала с нескрываемым удовольствием в присутствии любого мужчины. Он первый отвел глаза и открыл дверь. Она следом за ним поднялась по лестнице и стала разглядывать комнату, которая ей явно не нравилась.