Чарльз Мерджендал - Куст ежевики

У доктора Монфорда не было ребенка. У Шеффера-пьяницы — да, но не у доктора Монфорда, иронически усмехаясь в душе, думал Гай. Эта мысль крутилась у него в мозгу, когда он под руку вел Сэма к его машине.

Двигатель был не выключен. Гай помог Сэму влезть на переднее сиденье, сам сел за руль, спустился с холма и поехал по безлюдным улицам к большому дому в колониальном стиле на улице Вязов. Он затормозил на подъездной дорожке и повел по ступенькам в дом все еще всхлипывающего человека.

Миссис О’Хара выглянула из своей комнаты рядом с кухней. Из-за белого ночного чепца лицо ее казалось еще темнее. «Опять напился», — сокрушенно сказала она и объявила, что немедленно уезжает.

Гай попросил ее минутку подождать. Он проводил Сэма наверх, в спальню, помог добраться до кровати, снял с него туфли и укрыл одеялом. Сэм продолжал бормотать и всхлипывать: «Сукин сын… я бы никогда не тронул ребенка». Наконец, воспаленные безумные глаза закрылись и бормотание сменилось тяжелым ритмичным дыханием.

Гай запер дверь спальни снаружи и оставил ключ в двери. Прежде чем спуститься по лестнице, постоял немного в коридоре перед пустой теперь комнатой: большая кровать с пологом, вышитое покрывало, которые он помнил, и новая холодная пустота. Он повернулся и стал спускаться вниз.

Миссис О’Хара ждала в гостиной.

— Я уезжаю, — решительно повторила она. — К родственникам в Харпсуэлл.

— Не делайте этого… миссис О’Хара… Я его запер. Когда он проснется, посмотрите, в каком он будет состоянии. Надеюсь, вы меня понимаете. Если в обычном, не трогайте его и все. И уезжать вам не придется. Если он будет кричать или скандалить, дверь не отпирайте и немедленно позвоните доктору Келси. Понимаете? Немедленно.

— Однажды он уже попадал в лечебницу.

— Не думаю, что он горит желанием угодить туда еще раз. Поэтому если завтра с ним все будет в порядке, он притихнет и, думаю, надолго.

Возмущался Питер, недовольный, что его разбудили посреди ночи. Миссис О’Хара, наконец, уступила:

— Ну, хорошо. Но это в последний раз. — Она посмотрела на ботинки Гая, надетые на босые ноги, и полосатые пижамные брюки, выглядывающие из-под пальто. Она не могла сдержать улыбки, но, вспомнив вдруг, что сама стоит в ночной фланелевой сорочке, пробормотала смущенно: — Спокойной ночи, доктор Монфорд, — и юркнула в кухонную дверь, мелькнув своими розовыми войлочными туфлями.

Гай вышел из дома и медленно зашагал через город. Было темно, горели только уличные фонари и мигающий желтым глазом единственный в городе светофор, да еще светились окна на втором этаже больницы. Он долго стоял замерев, глядя на ряд освещенных окон. Нашел окно комнаты 2«Б» и вспомнил Лэрри и Мар, а потом и себя в этой комнате. Он отвел глаза, стараясь прогнать воспоминания. Взглянул на небо и заметил, что облака идут с севера, значит, быть шторму. Он поднял воротник пальто и двинулся по холодному безлюдному городу, одинокий, отчаявшийся.

В конце января, впервые за зиму, повалил снег, накинув на Ист-Нортон белое покрывало и заставив, наконец, его жителей переключить свое внимание с дела Монфорда на погоду. Всю ночь грохотали снегоуборочные машины, следом за которыми ехали грузовики и, мигая красными огнями, посыпали дороги желтым песком.

На следующее утро дети высыпали на крутой холм за стекольным заводом, а через несколько дней, после того как снег посерел и стал таять, а потом ударил мороз, они поменяли санки на коньки и радостно катались среди все еще торчащих кое-где былинок по толстому льду топей.

Эдна Уэллис носилась, как сумасшедшая, в своем стареньком фургоне, и единственная разбитая цепь весело позванивала на выбоинах дороги, пока она искала, оценивала и покупала нужный товар, в преддверии официального открытия своего магазина, до которого оставались считанные месяцы.

Теперь Эдна почти совсем не встречалась с Бертом Мосли. Каждую пятницу рано утром он ехал в своем стареньком двухместном «плимуте» за сто с лишним миль в Бостон, где суматошно проводил весь день в бесконечных переговорах с различными юридическими фирмами. Зато в субботу и воскресенье беззаботно нежился в крошечной богемной квартирке мисс Сильвии Стейн, которая находилась в подвале одного из домов на улице Чарлз. На крашенных охрой стенах были скотчем прилеплены многочисленные репродукции Домье и Дега, цементный пол хозяйка застелила соломенными гондурасскими ковриками, а посредине комнатушки стоял большой складной диван-кровать, на котором спали Берт с Сильвией.

Эдна почти не видела Берта, а Руфь Кили — Сэма. Он практически не появлялся на заводе, но звонил каждый день. Ему, видимо, было неудобно перед ней за ту поездку в коттедж на берегу залива, которую, впрочем, он помнил довольно смутно. Однажды Руфь удалось коротко переговорить с миссис О’Хара с глазу на глаз, и она рассказала ей, как в ту ночь Сэма привел домой доктор Монфорд. «Под пальто у него была пижама, представляете? — говорила она, притворно потупив глаза. — А мистер Макфай проснулся только на следующий день в четыре часа и не выходил из комнаты до самого ужина. Все время молчал, не сказал ни слова даже тогда, когда разбуянился Питер. Сидел и ел копченую селедку, словно в оцепенении. Какой-то до смерти напуганный. Ну, я, конечно, ни о чем его не расспрашивала…»

Руфь поинтересовалась, не было ли каких вестей от миссис Макфай, и миссис О’Хара показала ей красивую черную сумку из отличной кожи. «Вот, прислала из Нью-Хавена, — похвасталась она и мудро добавила: — Но это еще не говорит о том, что она — там. Почерк на открытке не ее, и я должна вам сказать, что никто не знает, где сейчас миссис Макфай. Я считаю, что она просто уехала куда глаза глядят, лишь бы подальше отсюда. Но где бы она ни была, я желаю ей счастья, потому что она мне нравилась… приятная женщина».

Иде Приммер понравился парень из Гианниса. Это был высокий, веснушчатый аптекарь по имени Патрик Старки, с которым она познакомилась через приятельницу — медсестру из больницы Фалмаута. В первую же встречу Патрик поцеловал ее взасос, а через неделю, не заглушая мотора и включив печку, он раздел ее до пояса на заднем сиденье своего «форда». Ида всегда стеснялась своих крошечных торчащих грудей. Но Патрик пришел от них в полный восторг и целовал ее твердые соски с таким благоговением, что она вся затрепетала и сразу же по уши в него влюбилась.

— Конечно, пока он живет с родителями, — делилась она с Фрэн, — но он владеет половиной акций в фармации. — Она решительно отказывалась произносить слово «аптека». — И уже отложил две тысячи долларов. Если мне работать, то нам хватит. Я совсем не прочь поселиться в Гианнисе. Ну, конечно, когда я забеременею, на моей карьере придется поставить крест.