Чарльз Мерджендал - Куст ежевики

Над заливом еще не рассеялась тьма, и в городе, который он покидал, еще горели, подмигивая в тумане, уличные фонари. Он хотел отправиться в путь до рассвета — беглец, изгнанник, несчастный, страдающий от сознания страшной вины, убоявшийся людского суда.

Гай спустился по приставной лестнице в кубрик «Джулии» и уже направился было к люку, ведущему в каюту, когда неожиданно увидел темную фигуру, облокотившуюся на штурвал. Это был Джон Треливен в черной шляпе, черных наушниках, черных перчатках и длинном, плотно пригнанном черном пальто, почти невидимый в предрассветной мгле. Очки только и выдавали его, поблескивая иногда стеклами.

— Гай… — У Джона стучали зубы. — Хорошо, что ты еще не успел уехать… Я должен поговорить с тобой об одном важном деле…

— Важном?

— Видишь ли, я уезжаю в Нантукки. В следующий вторник… И ты уезжаешь. Так неожиданно. — Священник замолчал. Пальто не согревало его, и он весь дрожал от холода. Гай предложил ему спуститься в каюту. Но Джон отрицательно покачал головой и сказал, что зашел на минутку. — Точнее, в Сиасконсет… на полгода… по встречному обмену с тамошним священником… Вернусь в конце лета… Чтобы ты был в курсе… Нет, нет, где Маргрет, я сказать не могу… Пообещал ей, дал слово… Но я сообщу тебе, если что… На следующей неделе я, видимо, получу от нее какие-то известия… Возможно, она захочет тебя увидеть… Понимаешь?… Не исчезай… — Он говорил отрывисто, стараясь унять клацанье зубов. — Ну, вот и все… Помни об этом… Как холодно… Меня не будет полгода… В случае чего, я напишу… Звони иногда на почту… Надеюсь, ты меня понял… Ну, не пропадай… и до свидания… удачи тебе… слишком холодно, чтобы я мог сказать на прощанье что-нибудь утешительное… Слишком холодно, черт побери!

Он замолк и покачал головой в ужасе от своего нечаянного богохульства, неловко повернулся и стал поспешно подниматься по лестнице. Гай тоже выбрался наверх, но увидел только черную тень, удаляющуюся так стремительно, как будто священника преследовал сам сатана.

Гай тут же занялся делом. Запустил двухцилиндровый мотор, отдал швартовы, и яхта с пыхтением вышла в залив. Занимался рассвет. Ветер дул с юга, а значит, подумал Гай, чтобы обогнуть мыс Кивера, придется идти в крутой бейдевинд и закрепить хотя бы один парус. Он направлялся в Нью-Бедфорд, хотя и не мог с определенностью сказать, почему именно на нем остановил свой выбор. Просто решил, что это далеко от Кейп-Кода и поэтому меньше риска встретить знакомых. И почему бы, в самом деле, не пройтись под парусами по Ястребиному заливу и не полюбоваться на бухту Лесная? Или они того не стоят? И Гай перестал думать об этом. Поправив на топе мачты железный таль, он повел яхту навстречу ветру мимо Попонессет-Бич и Кейп-Бич, мимо Фалмаутских высот и мыса Нобска. По правому борту тянулся Лонг-Нэк, а по левому — Елизаветины острова, пока он, наконец, не обогнул Кейп-Код и не взял курс на северо-запад, устремившись к Нью-Бедфорду. Ветер поменялся на юго-восточный, яхта пошла быстро. Стремительность хода приятно щекотала нервы, и хотелось мчаться еще быстрее.

День был пасмурным и холодным, беспокойное, покрытое зыбью море без конца обдавало брызгами паруса. Дважды ему приходилось счищать наледь со стоячего такелажа и бакштагов. Еще дважды он фиксировал штурвал и спускался в теплую каюту, чтобы выпить чашечку горячего кофе и согреться. На кушетке похрапывал Цезарь. Он садился напротив собаки и пристально смотрел на нее, мысленно разговаривая с ней, как с человеком. Он намеренно порвал со всеми, кого знал. И теперь старался не думать о них и особенно о Мар. Захочет ли она его видеть? Пошлет ли за ним? Как говорится, насильно мил не будешь, неискренности он не приемлет. Скрепя сердце отвечать на его любовь только потому, что она чувствует себя виноватой перед ним? Боже, только не это! Теперь он свободен, думал Гай, — свободен от добрых людей, которых он предал, от друзей, которые верили в него так, как он сам уже никогда в себя не поверит, — он совершенно свободен, и у него единственная цель: найти, отыскать Мар, чтобы поддержать ее в трудную минуту, хоть чем-то помочь ей и их неродившемуся ребенку.

День уже догорал, когда он обогнул сначала мыс Сконтикут, а потом мыс Кларкс. Перед заходом в гавань Нью-Бедфорд, в устье реки Акушнет, убрал парус, запустил чихающий мотор и направил яхту вдоль берега, чтобы пристать поближе к центру города, где, как он знал, находятся специально оборудованные причалы.

— Гай Шеффер, — сказал он дежурному, мрачно усмехнувшись про себя выбранному псевдониму, поднялся на пирс и зашел в буфет, где купил две сосиски себе, а Цезарю немного толченой говядины, потом в каюте пил кофе и слушал, как мягко постукивает яхта о резиновые кранцы. Перед сном пропустил три полные рюмки бурбона, забрался в постель и стал смотреть на тусклое красное пламя керосиновой печки, думая о том, что вот и положено начало его одиноким скитаниям в надежде найти Маргрет.

С утра он будет каждый день звонить на почту Ист-Нортона. Сколько раз ему придется позвонить, прежде чем придет весточка от Мар? А что если она так никогда и не напишет ему?

Утро было унылым и неприветливым, низко висело над водой грязно-серое небо. Он позавтракал и позвонил из бара на пристани почтмейстеру, жирному коротышке Клему Дуди.

Клем говорит с сильным новоанглийским акцентом: «Пара счетов, бюллетень Гарвардского университета, каталог Аберкромби и Фитча, несколько медицинских журналов, целая кипа «Лайфа» и «Американских легионов».

— Сохрани журналы и каталог, бюллетень выброси, а остальное оставь себе.

— Когда вернешься, Гай, почему бы тебе не подписаться на «Эсквайр»? Или, скажем, «Плейбой»? — Клем хмыкнул. — Сейчас полно журналов с пикантными девочками, но, к сожалению, только в рознице, а вот на «Плейбой» подписаться можно.

— Не стоит загадывать, Клем. — Гай повесил трубку. Ему было тревожно. Решив уехать из Ист-Нортона, он надеялся обрести покой. И действительно, вчера на просторах залива он на какое-то время почувствовал себя умиротворенным. А сейчас опять его охватило смятение. В самом деле, не может же человек бесконечно болтаться в море на маленькой яхточке. Должна быть какая-то цель и в его жизни. Он бежал из Ист-Нортона не в силах больше смотреть людям в глаза, но теперь понял, что ничего этим не решил и будет чувствовать себя несчастным до тех пор, пока не забудется вся эта история и ему снова не разрешат практиковать, или пока он не найдет Мар и не покинет родной город уже навсегда, чтобы быть с ней и их ребенком. В любом случае от себя не убежишь. Он горько сожалел, что не смог вынести доверия обманутых им людей и противостоять собственным сомнениям, чтобы принять какое-то твердое конструктивное решение и добиваться его выполнения, невзирая на препятствия и возможные неудачи.