Вальдемар Лысяк - MW-14-15-16

громко воззвал к нам. Он сказал нам о нашем почетном призва-

нии, о необходимости пожертвовать собой до последней капли

крови ради освобождения Отчизны."

М: "Римско-католическое духовенство было принято мною в от-

дельном зале; на их лицах и в их речах (...) была видна глу-

бочайшая уверенность, что я не смогу подавить бунта (...)

Тем, кто не разделяет моих убеждений, я посоветовал уйти со

службы, ибо, в противном случае, я сам их от нее уберу и

привлеку к уголовной ответственности. Практически все молча-

ли."

W: "Пришло время святой мессы. В тысячах грудей заперло дух.

Было тихо. Слышно было каждое слово священника. На каждом

лице тысячи воинов рисовалась покорность по отношению к Гос-

поду, презрение к смерти и храбрость к врагу. О, если кто

желает встретиться с истинной набожностью, если кто хочет

увидать, как вера возвышает человека, освещает его, пускай

поспешит на наши биваки, пускай поприсутствует он на поле-

вой службе, пусть увидит тот тысячи молодых людей, молитвен-

ный взгляд которых устремлен в Христов крест; пусть увидит

он в каждом глазу блестящую серебром слезинку надежды, по-

корности и взволнованности - и ручаюсь, что поверит любой,

пусть даже пред приездом к нам, в войсковый лагерь был он

вольтерьянцем-философом, что единственным утешением и надеж-

дой для нас, смертных, является Господь Бог и вера."

М: "Я безотлагательно занялся рассмотрением приговоров важ-

нейших преступников; подтвердил их и приказал немедленно ис-

полнить (...) в самый полдень, объявляя приговор под бара-

банную дробь. Начал со священников, как с главных деятелей

бунта; в течение недели два ксендза были расстреляны. поля-

ки не верили, что я решусь на это, увидав же, что все проис-

ходит не на словах, а на деле, их охватил ужас. Плача и кри-

ков было много (...) Оставался только один главный деятель,

ксендз Мацкевич, человек необычайно ловкий, деятельный, ум-

ный и фанатичный; он располагал неограниченным влиянием на

народ (...) Его перехватил отряд наших войск (...), и по

приговору суда его повесили.

W: "Передай самому Господу Богу, что тысячи умирают подоб-

ной смертью, и что все мы желаем либо погибнуть, либо быть

свободными! И пусть Он поможет нам в этом!"

М: "В это же приблизительно время получил я первое проявле-

ние симпатии к моим действиям (...) от митрополита Филарета,

который прислал мне икону св. Михаила (Архистратига) вместе

с письмом, выражающим всю важность возложенных на меня обя-

занностей:

" (...) Само уже назначение Ваше является поражением неп-

риятеля. Да исполнит через Вас Господь дело правды и мира.

Пусть вышлет Он Архистратига, вашего тезку, с огненным ме-

чом, дабы защищал он Вас небесным щитом!"

На письмо это я ответил следующее:

"Глубоко тронуло сердце мое Ваше письмо и архипастырское

благословение образом св. Архистратига Михаила. Неисповеди-

мы пути Предвечного (...) Тяжкая обязанность досталась мне -

усмирять страну, карать клятвопреступников кровью и смертью.

Человеческий взгляд не может проникнуть завесы, покрывающей

будущее дела сего (...) С полнейшей надеждой в Господа наше-

го, спокоен я духом и смело иду путем, назнваченным мне за-

ранее" (...)"

W: "Со слезами в глазах подумал я: "О Христос, царями на

кресте прибитый! О Иисусе, что кровь свою за свободу пролил!

Что жизнью своею заплатил за искупление невинных! Взгляни же

на Польшу замученную! Глянь, как проливается невинная кровь!

Как молодежь наша с охотою жизнь свою слагает на алтарь сво-

боды! Прибавь нам, о Господи, сил и мужества! Разгроми вра-

га и позволь, чтобы мы тебя, Боже, прославляли в свободной

Отчизне во веки веков! Аминь!"

М: "Мещане заплатили также и за все потери, понесенные в ре-

зультате восстания (...), словом, они обильно заплатили

деньгами за глупость свою."

W: "Я купил несколько калачей, когда же пришло время запла-

тить, никоим образом патриот-калачник не пожелал принять от

меня, повстанца, денег, говоря: это для Бога! Разве имею я

право, господин повстанец, у вас деньги брать! Езжайте с Бо-

гом, ешьте калачи мои и бейте царских!... С радостью пожи-

мал я его натруженную руку, бросив медяки в корзину его, сам

же, со слезами на глазах, сбежал от почтенного человека се-

го. Помню, в другой раз (...) вынул я кошелек, чтобы милос-

тыню дать нищему; тот быстро убрал руку свою и сказал: От

повстанца денег я не беру; буду вымаливать от дармоедов, что

дома сидят, вместо того, чтобы с бедным повстанцом поде-

литься... Я бы с радостью бросился в объятия этого нищего,

чтобы от всего сердца обнять его, но побоялся, чтобы публи-

ка меня за фантаста не приняла, отошел, благодаря Господа за

то, что и в нижайшие слои общества чудесным образом влил Он

величайшую любовь к Отчизне".

М: "В 1863 году все губернии были охвачены пламенем бунта, и

если даже не везде формировались вооруженные банды из-за от-

сутствия оружия (...) тем не менее, мещане, шляхта и свя-

щенство провозглашали повсюду Полское царствование (...) Я

приказал привлекать к ответственности и тех, кто давал приют

повстанцам, поставлял им хлеб, оружие и деньги, не исключая

и тех, что отговаривались тем, будто их заставляли посту-

пать так под угрозой. Чтобы привлечь к ответственности

большее число повстанцев, я выпустил распоряжение, чтобы все

проживающие ныне в городах жители возвращались немедленно в

деревни, чтобы на месте быть ответственными за спокойствие в

лесах и землях, под угрозой военного суда в том случае, ес-

ли не доложат немедленно в ближайшую военную часть о прибы-

тии повстанцев."

W: "Население приветствовало нас радостными криками и бла-

гословениями. Внезапно, как будто перед бурей, необычное

движение охватило все местечко; ворота с шумом захлопыва-

лись, лавки и ставни поспешно закрываться стали (...) И тут

на Рынке появилась фигура воистину Шекспировская. Это была

громадная баба-нищенка, с кучей лохмотьев на себе, с распат-

ланными волосьями на голове, с громадной, укрепленной на ог-

лобле метлою. на которой она скакала по рынку и которой би-

ла пялящихся на нас парней, крича при том пронзительно: А ну

не пялься, лишь в ряды иди да бей царских!.. Я восхищался

этим прекрасным безобразием и подумал: Вот если бы три сот-

ни баб с такими метлами выслать..."

М: "Не стану со всеми подробностями вспоминать о дальнейших

действиях иных личностей, что с 1831 года были главными ру-

ководителями местных дел, об их глупости и непонимании ни

положения страны, ни польских устремлений; об их незнании