Вальдемар Лысяк - MW-14-15-16

помоложе, был помилован. Косинеры встали шпалерой и, воору-

жившись нагайками наших конников, выписали по сотне горячих

мужикам и по пятьдесят - бабам."

М: "У меня оставалось единственное, последнее средство, а

именно - приказать полностью рушить мещанские дворы и шля-

хетские усадьбы, где совершались подобные жестокости, где

обнаруживались жандармы-вешатели (...) Тех же лиц, кого ло-

вили в небольших бандах, совершавших подобные недостойности,

я приказал судить полевым судом и расстреливать на месте

(...) Несколько таких действий положило конец упомянутым

жестокостям бунтовщиков. Ибо они сами и помогающие им жите-

ли убедились, что правительство сильнее восставших и шутить

с ними и не думает".

W: "Бог засчитает в нашу пользу все те страдания и сирот-

ские слезы, и вдовьи рыдания, и ужаснейшую печаль отцов и

матерей, и плач сестер наших, и стоны умирающих, и вопли

сжигаемых живьем, и из боли болей этих возродится свободная

Отчизна!"

М: "Преувеличены были известия и вопли о громадном числе

лиц, что пали жертвами жестокостей (...) Бунт, настолько ши-

роко распространившийся, (...) и не ведаю даже когда смог ли

быть подавлен с меньшим числом жертв (...) А несколько при-

мерных казней (...) были просто необходимы для усмирения

терроризма (...) Бунт погас, ибо все попытки петербургских и

варшавских революционеров не смогли перебороть и уничтожить

системы..."

W: "Лес был густой, с добрым подлеском, уже через несколько

шагов ничего не было видно. С револьвером в руке я ползу с

товарищем через эти заросли (...) Высовываю голову из вет-

вей, а за полянкой, на опушке, прямо на нас идут пара тысяч

царских, растянутых цепью (...) Я дал своим побратимам сиг-

нал стрелять (...) и началась ужасная пальба. Меня будто бы

ударили в левую ногу (...), все тело мое как будто громом

поражено, и я упал на землю (...) Кровь лилась с обеих сто-

рон, подняться я не мог. Первой же моя мысль была о счастье

пролить кровь за Отчизну, вторая - о детках (...) И тут я

живо припомнил отчий дом, окруженный чудесным английским

парком с множеством соловьев, и старенькую свою мать, что

лежит в могиле, и первую свою любовь, и всю свою молодость,

что улетела безвозвратно."

М: "Среди прочих других средств, использованных мною для

окончательного подавления бунта и отлова отдельных скрывав-

шихся повстанцев, были и жандармские корпуса (...) Они нас-

только хорошо очистили страну от повстанцев, что в 1864 го-

ду можно было повсюду без всяческого опасения ездить, и ус-

покоенные жители почувствовали силу и опеку правительствен-

ных властей, так необходимую для них самих и их благосостоя-

ния."

W: "Наконец-то (...) я возвратился домой (...) Пусть и сла-

бый, с ранеными ногами, в один миг пробежал я лестницу на

второй этаж. Я отворил двери и, шатаясь будто призрак, встал

напротив сыновей (...) Жалко, что Артур Гроттгер не увидал

нас так, иначе смог бы пополнить свое прелестное собрание

рисунков (...) Дети уложили меня в постель, на которой я

провалялся целый месяц. Удивительным было в этот месяц все

мое состояние. Как будто бы и нынешнее окружало меня, но все

время находился я в прошлом (...) Как только опускалась

ночь, в полусне или полуяви, окружало меня все виденное и

сделанное. Мне казалось, будто снова я в обозе, что лежу в

лесу, слышу команды, вижу битвы, убиваю врагов, и ручаюсь,

что на самом деле, в сражениях, я не убил и сотой части тех

царских, что прикончил в этих ночных видениях (...) А в ка-

мине, как и раньше, пылают поленца, и сыплются искры (...)

Ребенком в этих тысячах искр видел я тысячи игрушек! А сей-

час? Сегодня мне кажется, будто эти тысячи искр - это тыся-

чи душ моих павших, загубленных и убитых страшной смертью

братьев (...) И охватила всего меня печаль, когда поти-

хоньку присмотрелся я к тому, что в стране происходит."

М: "Поскольку восстание было уже усмирено (...), следова-

тельно, поручение, данное мне Его Величеством было выполне-

но, я посчитал возможным покинуть сей край (...), где возро-

дилось российское право (...) Повсюду были слышны сомнения,

что с моим уходом западные провинцыии вновь отчуждены будут

для России. Но Божественное Провидение, всегда держащее опе-

кующую длань над Россией, распорядилось иначе! (...) Дос-

тоен внимания факт, что во время самого разгара восстания я

получал отовсюду из Европы и на всяческих языках наполнен-

ные оскорблениями анонимные письма. Помимо угроз смерти от

яда и кинжала, письма эти предсказывали, что никакие сред-

ства нам не помогут, ибо за поляков вступится Европа, и что

у России не будет сил противиться требованиям западных дер-

жав (...) Подобных воззваний я получил более сотни, с раз-

личными карикатурами, оскорблениями, виселицами и т.д. (...)

Я сохранил полную коллекцию всех этих оскорбительных угроз в

качестве исторического документа, доказующего моральное дав-

ление Европы, которое на меня действовало совершенно проти-

воположным образом (...) Заграничные обещания придавали

польским бунтовщикам отваги. Они бездумно верили в содей-

ствие Англии и Франции (...), будто державы эти принудят пе-

тербургское правительство согласиться с польскими требова-

ниями и взяться за возрождение Польши (...) Только все на-

дежды поляков вскоре пошли прахом."

W: "Таким образом Отчизна не возрождается. Нам еще не нужны

английские парламенты, нам не нужна наполеоновская диплома-

тия (...) Мы нуждаемся лишь в крестьянских сердцах и умах, в

которых родилась великая истина: "Громада - то вэлыкый чоло-

вик! " Вы говорите: "Пускай нам поможет Европа!" Говорите:

"Пускай Франция оплатит кровавый долг!" (...) Вы уже готовы

молвить: "Пускай Америка приплывет спасать нас, тем самым

благодаря за героические деяния Костюшки!" С отвращением

выслушиваю я эти ваши речения, ибо вспоминается мне при том

нищий на дороге, в самом соку, который, вместо того, чтобы

зарабатывать на свой насущный хлеб, тянет руку, крича: "По-

могите, помогите!" Вам же отвечу я духом провидца: "Помощь в

лоне нашем, давайте отдадим последнюю рубашку, объединимся

вместе, будем бить направо и налево, пожертвуем на алтарь

Родины последнюю каплю собственной крови: и тогда наша

Отчизна сделается свободной, а если и не для нас, то для

костей наших!" И на этом я заканчиваю свои воспоминания."

______________________________________________________________________

* - Михаил Николаевич Муравьев "Записки "Вешателя", Краков, 1902, издание третье.

Виктор Вишневский "Записки капитана польских войск о 1863 годе", Лейпциг, 1866.